Тут меня прямо пот прошиб: значит, Илья приходил в институт как раз в то время, как я уходил в хранилище, а потом встретился с Андреем и с ним ушел из института! Вот оно! Илья! Он последнее время совсем помешался на мессиях, саббатианстве и каббале, просто мания какая-то. Чего он мне последний раз наговорил про свое мессианство, 1956 год рождения и о двух Светах! Тут явно собака и зарыта. Думать, думать надо. В результате я снял с полки справочной литературы какой-то том (им оказалась книга: С. П. фон Бок. «Российские психологи. Биографический словарь». М.: Наука, 1997), раскрыл его наугад и сделал вид, что углубленно изучаю сей шедевр, на самом деле погрузившись в раздумья и дедуктивные построения а-ля Шерлок Холмс. В результате я надумал следующее. Илья помешался на том, что он и есть очередной еврейский мессия, наследник дела Иисуса и Саббатая Цеви (мания величия, дамы и господа). Откуда-то он узнал про фулканеллин и вообразил, что в его руках он станет мощным средством спасения мира (я облился холодным потом). Черт его знает как (психиатр все-таки) – он гипнотически воздействовал на меня (то-то я вообразил, что Ходоков не у себя, а в хранилище) и заставил украсть препарат. Потом он где-то затаился поблизости, скажем за дверью, набросился на меня, прижав мне ко рту тряпку, пропитанную какой-нибудь наркотической гадостью (что они там в своей психиатрии применяют), а то и инъекцию прямо через одежду сделал, отобрал ДМТ-Ф и оставил в полной беспомощности и обмороке на лестнице, где меня и нашел Андрей. Сам же был таков. Правда зачем в таком случае он мне записку оставил? Алиби себе готовил, не иначе. Чтобы в случае чего объяснить свой приход в институт. Здорово! Все сходится. Я оставил творение госпожи фон Бок на столе и ринулся на первый этаж в туалет, как если бы меня одолел острый приступ диареи. В кабинке (на ум пришли дурацкие стишки одного университетского приятеля: «Медитация, апперцепция, тезис о единстве мира. / Как с такою глобальной концепцией я вмещаюсь в кабинку сортира?») я стащил штаны и стал рассматривать свои бедра и икры. Увидев какое-то красное пятнышко (в другое время я принял бы его за укус комара или еще какого-нибудь насекомого), я окончательно возрадовался своим дедуктивным способностям и решил, что это и есть след от инъекции, сделанной мне на лестнице коварным Гданьским. Я вернулся в кабинет, какое-то время полистал, не вчитываясь, «Биографический словарь» и часа через полтора сделал запись в журнале посещаемости, что ушел в БАН знакомиться с новой литературой по теме. Выйдя из кабинета, я подошел к телефону общего пользования, стоявшему на подоконнике в коридоре, и позвонил Илье. Ответил женский голос:
– А Илья на работе, позвоните ему в клинику.
– А телефончик не дадите?
– Конечно, дам, записывайте.
Через минуту я уже звонил в частный психотерапевтический центр «Асклепий». Трубку взял сам Илья.
– Привет, привет! Чего не звонил? Я уж весь изнервничался. Давай встретимся сегодня. Заходи ко мне домой часиков в семь.
А ну его, подумал я, кто его знает, шизофреника. Еще убьет, как потенциального свидетеля (нет человека – нет проблемы, как учил некогда лучший друг физкультурников и светило языкознания).
– Нет уж, лучше вы к нам.
– Ладно, ладно. Постараюсь не опаздывать, буду в семь-полвосьмого. Принести чего-нибудь? Нет? Ну как хочешь…
Короткие гудки. Никого не встретив на своем пути – в пятницу приходят далеко не все, – я покидаю институт и быстро устремляюсь домой готовиться к визиту подозреваемого.
Я отправился на Невский и в «Норде» по традиции (говорят, что теперь уже есть и лучшие кондитеры и кондитерские) купил огромный торт. Далее стопы мои донесли меня до Караванной, где я потратил последние деньги, выделенные мне из семейного бюджета на карманные расходы, купив некую красивую бутылку фирменного французского красного вина. Наконец в Гостином Дворе я спустился в преисподнюю метрополитена и отбыл на «Горьковскую», откуда уже пешком дошел до дома. До прихода самопровозглашенного мессии оставался еще как минимум час, и я успел проглотить тарелку китайской лапши быстрого приготовления с соевым соусом, закусывая ее бутербродом с докторской колбасой. Инны еще не было дома, Филипп явно находился у кого-то из своих многочисленных приятелей.