К полудню было получено твердое подтверждение из Илинга, что останки, найденные в Барсучьей Глуши, есть останки Джеймса Вильяма Майтона, который еще мальчиком попал в первый раз "под опеку" местных властей, позднее за ним присматривала пожилая пара (оба умерли к настоящему времени) в Брайтоне, затем – Ее Величества Служба по надзору за малолетними преступниками на острове Уайт. Но молодой человек доказал, что обладает с практической точки зрения весьма существенными талантами и в 1989 году в возрасте двадцати шести лет появился в широком мире с репутацией компетентного дизайнера по интерьеру и сведущего фотографа. Восемнадцать месяцев он проработал на телевизионной студии в Бристоле. В описании наружности, сделанном женщиной, живущей через две двери от его квартиры в Илинге, говорилось о "тонких, вялых губах, через которые просматривались мелкие, с равномерными промежутками нижние зубы, похожие на зубцы модели старинного замка".
– Ей в пору писать романы! – заметил Морс.
– А она и
Как бы там ни было, Майтона разыскать не смогли, и вряд ли он отыщется вообще. В прошлом ему частенько приходилось пребывать в качестве человека без определенного места жительства, но в данный момент Морс был уверен, что он нашел себе постоянное место в обители мертвых, как могла бы выразиться леди-романист в одном из своих изящных пассажей.
В целом дело двигалось очень неплохо – двигалось почти так, как предсказывал Морс. После полудня продолжалась нормальная спокойная работа: без сюрпризов и проволочек. В 17.45 Морс закончил рабочий день и поехал домой.
Приблизительно в течение двух часов после полудня, как и в каждый рабочий день недели, толстая, расплывшаяся жена Луиджи Бертолезе сидела за регистрационной стойкой отеля «Принц Вильям», в то время как ее муж заключал свою ежедневную сделку с мистером Ледброком, кассиром букмекера. Перед ней лежал утренний выпуск газеты «Ивнинг стандарт». Водрузив на маленький носик очки, она приступила к чтению. В такие моменты она производила на своих клиентов впечатление совы, спокойно усевшейся на ветке после неплохого обеда, – полусонная, когда веки медленно опускаются, и весьма мудрая, как только они поднимутся... как они поднялись
Фотография была помещена на первой странице, внизу слева: маленькая фотография, сделанная еще при бороде – бороде, которую он немедленно сбрил в день своего появления в отеле. Хотя Мария Бертолезе плохо владела английским языком, она смогла прочитать две строчки под снимком: "Полиция хочет побеседовать с этим человеком. Алистером Мак-Брайдом..."
Она подала ему ключ от комнаты, вернула две двадцатифунтовые банкноты и кивнула в сторону газеты:
– Я не хотеть беспокойство для Луиджи. Его сердце нехороший – плохой.
Мужчина тоже кивнул, положил одну банкноту в карман, другую подвинул обратно и прибавил:
– Это для официантки, пожалуйста.
Когда Луиджи Бертолезе возвратился в четыре часа от букмекера, номер 8 уже исчез вместе с багажом.
В билетной кассе Паддингтонского вокзала Мак-Брайд купил билет до Оксфорда. Поезд, отправлявшийся в 16.20 с остановками в Рединге, Дидкоте, Парквей и Оксфорде, уже стоял на платформе № 9. До отправления оставалось еще десять минут, и он позвонил из будки, стоящей прямо перед книжным магазином «Мензи», набрав номер (прямая линия) Лонсдейлского колледжа, Оксфорд.
Доктор Алан Хардиндж медленно положил трубку. Счастливая случайность – то, что его застали дома. Но он полагал, что все равно Мак-Брайд поймал бы его когда-то, где-то: утром, днем или вечером, когда он понадобится, чтобы расплатиться по счетам, уладить мелкие вопросы –
А потом?
О Боже! Что потом?