Путь солдата

Я быстро, поневоле съежившись, перебежал обстрелянный участок, затем замерзший ручей и стал подниматься по лугу, заросшему редкими кустами. У конца его, где начинался лес, увидел блиндаж. Он оказался пустым. Я посидел немного на его крыше, сориентировался по карте, где нахожусь, и пошел дальше. Близость передовой уже сказывалась. Впереди время от времени трещали автоматы. И наши, и немецкие. Но пули еще не долетали до меня. По полю шли глубокие колеи от танковых гусениц, и, посмотрев, куда они ведут, я заметил сбоку, в кустах, два Т-34. Почему-то перевел взгляд с танков на небо и вдруг ясно увидел две летящие прямо на меня черные точки. Мгновенно шлепнулся в снег, и тотчас два близких разрыва оглушили меня. Ни раньше, ни позже не приходилось видеть, как летят мины. Это была какая-то невероятная удача: если бы не увидел мин, то, наверное, не успел бы упасть в снег до их разрыва… Полуоглушенный, я вскочил и бросился в лес. Снеговой покров между деревьями пестрел многочисленными воронками и посерел от копоти и выброшенной взрывами земли. Большинство деревьев имели повреждения от артиллерийского и минометного обстрела. Я перебежками пробирался дальше, прячась по возможности за деревьями: рядом то и дело громко щелкали разрывные пули немецких автоматов. При ранении такой пулей образуется рваная, трудно заживающая рана. Обычная же пуля, попав в мускульную ткань, повреждает ее незначительно: проходит неделя-две – и рана заживает. Наши войска, во имя гуманности, разрывных пуль не применяли.

Сейчас стрельба шла в лесу, и при каждом, самом легком соприкосновении с веткой или стволом дерева, пули разрывались, издавая громкий, щелкающий звук.

Наконец малозаметная тропа, на которую я случайно наткнулся, привела меня к блиндажу. Я спрыгнул в узкий проход и нагнулся, чтобы побыстрее забраться в убежище. Но не тут-то было. В блиндаже люди лежали друг на друге. Тут были командиры двух стрелковых батальонов с несколькими бойцами, разведчики наших двух батарей, разведчики дивизиона, Ипполитов с рацией и Мартынов. Я кое-как забрался поверх всех, поближе к Мартынову. Дневной свет слабо проникал сюда. Лицо Мартынова казалось серым, выросшая за несколько дней щетина на щеках и подбородке изменила его черты.

– Зачем тебя сюда принесло? – спросил он.

Я протянул ему карту, попросил нарисовать передний край, спросил где НП. Мартынов сказал, что НП дивизиона и батарей метрах в 200-300 впереди, в воронке от тяжелого снаряда, сейчас там разведчик Алалыкин, сам же он сидел в ней весь вчерашний день, перемерз, но зато хорошо изучил передний край немцев. Идти днем на НП – бессмысленно, убьют. Даже в воронке, в которой он сидел, есть еще несколько мелких воронок от мин, попавших в нее за эти дни. Стрельбу комбаты ведут отсюда, ориентируясь на звуки разрывов. Я отметил на карте примерное местонахождение НП и блиндажа, Мартынов нанес линию переднего края. Тела подо мной начали шевелиться, надо было вылезать обратно.

– Подожди немного,- остановил меня Ипполитов.

И почти сразу же после его слов многочисленные разрывы окружили и затрясли блиндаж. Обстрел кончился так же внезапно, как и начался.

– Теперь иди, – сказал Саша, – они, гады фашистские, по расписанию сегодня работают!

Я попрощался, вылез из блиндажа и побежал обратно, подстегиваемый автоматными очередями, запахом тола, идущим от только что избитой минами земли, и уханьем тяжелых снарядов, время от времени рвущихся где-то справа. Запыхавшись, устав, пошел быстрым шагом. Хотелось скорее выйти из опасного места. У блиндажа, где отдыхал по пути на НП, увидел лежавшего навзничь мертвого красноармейца. Принес ли его кто сюда или тут его и убило – кто знает? Я не стал заходить в блиндаж и пошел не останавливаясь до самых огневых позиций.

В штабной землянке Тирикова не было, его вызвали на командный пункт полка. Пока я ходил, одна из наших батарей, находившаяся почти рядом со штабом дивизиона, открыла стрельбу. Враги засекли ее: едва забрался в землянку, как кругом стали рваться снаряды. Было разбито орудие. Нам тоже досталось: один из снарядов упал у входа в землянку. К счастью, только напугал нас – не разорвался…

Я понимал, что батарею нельзя оставлять на старом месте. Как только она снова откроет огонь, ее могут уничтожить. Не исключен налет и сегодня ночью: тогда на месте батареи останется месиво из земли, снега и железа и никакие укрытия не спасут орудия. "Надо готовить запасную огневую позицию",- решил я и распорядился за Тирикова. За ночь ОП была оборудована: сделаны укрытия для орудий и снарядов, блиндажи для орудийных расчетов. Я подготовил данные для стрельбы, выбрав целью вражескую передовую впереди НП, на котором только что побывал и в правильности координат которого не сомневался. Подошедший Тириков одобрил мое решение.

Перед рассветом связь восстановилась. Командир батареи, узнав о случившемся, приказал перетащить орудия на новые огневые. За какой-нибудь час батарея снова была готова к стрельбе…