Помимо определения нашей смерти как испытания, мы можем представить ее как приключение – по сути, как последнее и во многих отношениях величайшее приключение в нашей жизни. Если мы сделаем это, то вместо того, чтобы приближаться к смерти со страхом, мы сможем думать о ней с предвкушением. Я знаю, это звучит странно, но философу-стоику Юлию Кану[14]
это явно удалось.Во время своего правления римский император Калигула приговорил к смерти множество людей, часто по весьма сомнительному поводу. Кан был одним из них. Когда охранник пришел, чтобы повести его на казнь, Кан играл в настольную игру с другим заключенным. Он жаловался не на то, что его забрали умирать, а на то, что ему не дали закончить игру. Он сказал пришедшему за ним центуриону, чтобы он не верил его противнику, если тот впоследствии заявит, что выиграл игру, поскольку Кан был на шаг впереди, когда обстоятельства вынудили его оставить игру (70). Этот поступок, скорее всего, включал с его стороны некоторое позерство, и тем не менее даже два тысячелетия спустя он представляет собой впечатляющий пример философского театра.
Так как же Кану удалось так серьезно подсластить себе пилюлю неотвратимости надвигающейся смерти? Он относился к этому как к приключению. Незадолго до казни кто-то спросил Кана, о чем он думает. Он ответил, что готовится к наблюдению за моментом смерти: сможет ли его дух засвидетельствовать свое расставание с телом? Несмотря на то что смерть Кана была фатальным провалом тех планов, что он для себя строил, он нашел способ придать этому событию смысл и тем самым доказал, что не бывает худа без добра.
Помимо определения нашей смерти как испытания, мы можем представить ее как приключение – по сути, как последнее и во многих отношениях величайшее приключение в нашей жизни. Если мы сделаем это, то вместо того, чтобы приближаться к смерти со страхом, мы сможем думать о ней с предвкушением.
Мэри Оливер – лауреат Пулитцеровской и Национальной книжных премий – в своем стихотворении «Когда придет смерть» выражает взгляд на смерть, очень напоминающий отношение Кана. Она говорит нам, что, когда придет смерть, как «айсберг между лопаток», не желает осознавать (теперь, когда уже слишком поздно что-то менять), что она была всего лишь гостем в этом мире. Она не хочет печалиться, трепетать от страха или спорить. Вместо этого она хочет войти в этот «дом тьмы» исполненная любопытства, зная, что всю свою жизнь «была неразлучна с восхищением». Осознавала это Оливер или нет, ее подход к жизни и смерти – стоический.
Из всех римских стоиков наибольшее влияние на эту книгу оказал Сенека. У него было много проницательных мыслей не только о жизненных невзгодах, но и о смерти, самом последнем несчастье. Позвольте же мне закончить эту главу описанием его смерти.
Как мы видели, стоики часто страдали от власть имущих. Паконий Агриппин был изгнан. Кана казнили. Музония Руфа отправляли в изгнание не один раз, а дважды. Сенека тоже не избежал неприятностей: император Клавдий приговорил его к смерти за (якобы) прелюбодеяние. Приговор был заменен ссылкой на остров Корсика. Когда он вернулся из ссылки, императором стал Нерон, сделавший Сенеку одним из своих главных советников. Однако Нерон начал вести себя сумасбродно и впоследствии приговорил Сенеку к смерти за (предполагаемый) заговор против него.
Сенеке был предоставлен выбор: либо покончить жизнь самоубийством, либо быть убитым кем-то другим. Он выбрал первый вариант. Друзьям и семье было разрешено присутствовать при последних минутах его жизни. Когда некоторые из них принимались плакать, Сенека отчитывал их за то, что они отказались от стоицизма как раз тогда, когда это было бы весьма полезно. Он обнял жену[15]
и перерезал себе вены на руках, но не умер. Из-за возраста и немощи он истекал кровью медленно. Тогда он перерезал артерии в ногах, но все равно не умер. Он попросил яду и выпил его, но снова без желаемого эффекта. Наконец, его отнесли в горячую ванну, где он и скончался. Все это время он оставался верным своим стоическим принципам.Если стоические боги за ним наблюдали, они наверняка оплакивали его кончину. В конце концов, они были стоиками и сами, и поэтому высоко бы оценили величественный уход Сенеки из жизни.
Заключение. Еще один день в аэропорту
Я начал эту книгу с рассказа об аэропорте и закончу ее тем же. В результате долгой и невероятной серии событий, связанных с моими исследованиями стоицизма, министр культуры Франции пригласил меня на открытие выставки в Лувре. Это была не просто уникальная возможность, но еще и с элементом приключений, поэтому я принял приглашение.