Путь теософа в стране Советов: воспоминания

На другой день я пошёл в Тиетту. Володя и другие сотрудники встретили меня как старого друга. Мне выдали последние, лучшие карты Хибин, и я потратил целый день на их копирование. Это был золотой век — никаких секретных карт, никаких искажённых проекций! Точные карты, даже одновёрстки Генерального штаба продавались всем желающим в картографическом магазине на Кузнецком мосту. Но на Хибины ещё хороших карт не было, последнюю съёмку можно было достать только в Академии наук. Её-то я и получил.

На второй день я поднялся в ущелье Географов, откуда открывался роскошный вид на Имандру. Возвращаясь оттуда, я встретил апатитского инженера, который лез на гору. А спустившись метров на 200, я увидел одинокую лыжу, нёсшуюся прямо на меня. Она воткнулась неподалёку в сугроб. Нечего делать, полез я опять в гору, таща лыжу на верёвочке. Там я застал инженера, беспомощно барахтающегося в снегу с одной лыжей. В благодарность за услугу он обещал мне проявить мои снимки.

Вечером на турбазу пришли семь лыжников. Это были ленинградские инструктора спорта, которым было поручено разведать туристские тропы в Хибинах. Ленинград-таки не удовлетворился Парголовым.

Часть из них собиралась идти на Умбозеро, и я приложил все усилия, чтобы к ним примазаться. Они были гораздо лучше меня оборудованы, лучше крутили повороты, но уступали мне по туристическим навыкам. В частности, я знал немного условия Хибин, они же были в первый раз. Они взяли меня на роль вроде проводника[42].

Мы вышли с вечера, намереваясь переночевать в доме отдыха ИТР (инженерно-технических работников) в долине Юкспориока, в последнем населённом пункте на нашем пути. До чего же было красиво! Словно часовые, стоят вокруг озера горы Вудъяврчорр, Кукисвумчорр, Юкспор и Айкуайвенчорр. Заря заливает багрянцем небо, и отблески от неё ложатся на снежные склоны, стекая языками в лиловые долины. Когда стемнеет, над вершинами зеленоватыми конусами встаёт северное сияние, будто прожекторы из-за гор. А у выхода из горного цирка сотнями огней горит город. Шеренги электрических огней вдоль улиц круто поднимаются в гору, как гирлянды на невидимой гигантской ёлке.

На рассвете мы поднялись по Юкспориоку и повернули в первое ущелье направо. Оно носили поэтическое название «Ущелье дразнящего эхо». Только Ферсман впервые проходил здесь летом и дал ему это название. Наша цель была разведать его проходимость зимой и по возможности сократить путь к Умбозеру, минуя перевал Юкспорлак.

Нас было четверо: начальник отряда Коровин, молодой учёный Регель, до этого бороздивший только пустыни, и немец Эккельман. Немец был вооружён чрезвычайно: фотоаппарат со многими сменными объективами и светофильтрами, бинокль, хромированный несессер, складная походная посуда и т. д., и т. п. Всего он нёс 22 килограмма. Он совсем погибал на подъёмах, но лихо катил вниз, ловко увёртываясь от набегавших скал и камней. Можно было любоваться его альпинистской выучкой. Мой рюкзак весил всего 13 килограмм и потому меня пустили вперёд — топтать лыжню.

Ущелье замыкалось цирком. Сразу начался дьявольски крутой подъём — градусов 55. А склон был покрыт на редкость рыхлым и глубоким снегом, но он всё же позволял идти. Сразу вошли в облака. Видимость — 10 метров. Я не видел своих товарищей, только голоса слышал. Шли зигзагом. Поднимались часа два, казалось, конца не будет. Но вот лыжи вступили на горизонтальную поверхность. Урра! Плато Расвумчорр! Я бодро сделал вперёд шага четыре и с ужасом почувствовал, что лечу в бездну. Вокруг мня рушились снежные глыбы. «Кареиз обвалился» — мелькнуло в голове. Я пролетел метров десять по воздуху. Потом почувствовал, что черчу склон градусов 70. И сейчас же сунул палки под правую мышку и, удерживая их левой рукой, изо всех сил навалился на них правым боком.

Я ещё на заводе выдрал «зубы» из палок и поставил свои, выполненные из стали, огромные, как у бороны, острия, приваренные к трубам, в которые и загнал бамбуковые палки. Все смеялись:

— Палки-то поднимешь ли? Ты на медведя собрался, что ли?

Признаться, я больше думал о росомахах. Но вот эти-то острия и спасли мне жизнь на этот раз.

Склон был покрыт плотной доской ветрового наста. Лыжи, поставленные поперёк, свободно по нему скользили, а палки, прочертив борозду, врезались в наст и удержали мой вес. Сорванная мной лавина прошла мимо вниз, а я остался висеть, беспомощно суча ногами.

Первое, что я подумал: сейчас мои товарищи посыплются мне на голову. Я стал кричать:

— Стойте, стойте, осторожно! Обвал!