Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Зайдман встретил нас в Клину и, победно возглавляя всю колонну, завершил пробег, как победитель.

Промывание мозгов ветром очень помогло. Ещё в дороге я подумал, а зачем велодинамкам металлическое покрытие? Не лучше ли добротно покрасить, да притом в разные цвета. Это ж будет шик, блеск! И затем, почему красить мне? Гальваническая мастерская не приспособлена для малярных работ! Но, боюсь, что передать дело в наш малярный цех заводоуправление не согласится, слишком паршиво там красят. А где хорошо? Надо поискать. И по приезде я занялся поисками. Вскоре я остановился на заводе малых моторов, окраска которых выглядела весьма нарядно.

Я нашёл своего бывшего «врага», изобретателя Смирнова:

— Послушайте, есть продуктивная идея. Турецкие динамки, которые предполагается шоопировать у меня в мастерской, если это удастся освоить, встанут в копеечку. Завод малых моторов может красить их в два раза дешевле и красивее. Это даст большую экономию и, следовательно, премию тому, кто внесёт это предложение. Я советую вам заняться этим делом.

— А почему ж вы сами не возьмётесь?

— Мне, мастеру, которому поручено это дело, неудобно вносить предложение, освобождающее меня от него. Двиньте это через БРИЗ, вам это с руки.

Смирнов ушёл от меня в сомнении, боясь подвоха, но я знал, что забил крепкий гвоздь в его голову. Через неделю он привёз с завода малых моторов образцы окрашенных динамок, которые действительно выглядели прекрасно, и после небольшой войны мы добились принятия его предложения. Все были в выигрыше: завод получил экономию, Смирнов — премию, я — половину свободы. Не знаю, получили ли турки снижение цены на динамки. Навряд ли.

Оставалась мне вторая задача. Я просидел несколько суток над проектом, расчётом и сконструировал простую установку. Заменил мудрёный специальный конвертор умформером, последний предполагал собрать из мотора и динамо. Потом переселился на завод и две недели не выходил из него, позволяя себе поспать на столе четыре-пять часов в сутки. За это время я нашёл подходящие, но неисправные машины, добился их ремонта, отвоевал испытательный стенд, собрал на нём несложный распределительный щит. Испытал разрядники и добился отличного качества оксидации. Затем я собрал комиссию из представителей Отдела контроля, Отдела техники безопасности и Отдела главного электрика завода и торжественно сдал установку по акту.

Мне оставались семечки: произвести инвентаризацию мастерской перед сдачей, вернуть личный инструмент и ещё кое-какие мелочи.

Я пришёл к Жукову и положил на стол заявление.

— Врёшь, не уйдёшь! Окажешься на улице со своей семьёй.

— У меня своя комната.

— Как своя!? Где ты её взял!?

— Обменял.

— Кто разрешил?

— Бобров. Когда ты лежал на операции.

— Какой дурак! Уж и заболеть нельзя! А производство?

— Александров не возражает. Видишь, подписал.

— Да, но он не возражает отпустить тебя только после того, как ты выполнишь установку… Конвертер-то ещё не готов!

— Я и выполнил. Никакого конвертера не надо. Вот акт приёмки установки и технологического процесса.

Он вызвал Александрова:

— Как же ты такого маху дал?

— Признаюсь, не рассчитал. Не предвидел ход талантливого противника.

— Как же нам быть с ним?

Тут я вмешался:

— Михаил Евдокимыч, казак назад не пятится. Подмахни. Ну что тебе стоит?!

— Ну, будь по-твоему. Только я тебе такое устрою! Пожалеешь!

И он устроил-таки. Завком меня исключил из профсоюза, а в заводской многотиражке меня прославили дезертиром производства. Но это было бы страшно, если б я собирался дальше работать по той же линии и специальности. Но я простился с ней навсегда.