Шахрион вздохнул. Придется попотчевать учителя первостатейным салатом из правды, смешанной в равной пропорции со свежей и хрустящей ложью.
— Моя сила начала расти после ритуала, — проговорил он. — Это…обескураживает, выбивает из колеи.
Лич кивнул.
— Да. — Уверенно ответил император. — Только в этом. А почему ты задал этот вопрос?
— Эльфы? — предложил вариант Шахрион.
Шахрион согласился с этим требованием и лич поднялся.
Шахриона так и подмывало ответить отказом, но это выглядело бы подозрительно.
— А враги не пронюхают? — выложил он последний козырь.
—
— Ладно, тогда завтра потренируешь меня.
Лич довольно хрустнул костяшками и покинул шатер.
День прошел в непрерывных заботах — враги попытались совершить вылазку из города, одна из фуражных команд столкнулась с сильным раденийским отрядом, парламентера горожане истыкали стрелами — хорошо, что он уже был мертвым, — и так далее и тому подобное.
Казалось, Шахрион был нужен всем и сразу везде. Вороны приносили послания, офицеры ждали приказов, голоса тоже решили присоединиться к веселью, и весь день император был вынужден выслушивать насмешки невидимого, но очень язвительного собеседника, а потом еще и развлекать мертвого некроманта.
Неудивительно, что к вечеру он валился с ног от усталости, но все равно не пошел в свой шатер — в нем Шахрион с недавних пор чувствовал себя неуютно. Поэтому император приказал оседлать коня и в сопровождении отряда телохранителей покинул укрепленный лагерь. Ему захотелось одиночества и покоя.
Пустив своего скакуна вскачь, Шахрион на мгновение забыл обо всем, блаженно зажмурив глаза и позволив коню самому выбирать себе дорогу. Ему казалось, что в мире не осталось никого и ничего, он чувствовал дыхание ветра на коже и растворялся в окружающем мире.
Хотя скачка и отдаленно не походило на сказочный полет на грифоне, неизменно наполняющий императора радостью и счастьем, в конце концов Властелин сумел успокоиться и вернуть себе нужное настроение.
Пришел в себя он в небольшой рощице, в центре которой бил ключ с ледяной водой. Охрана безнадежно отстала, но Шахриону было на это наплевать. Он всегда поступал правильно, руководствуясь лишь холодным расчетом, в то время как какая-то его часть хотело бунтовать и жить чувствами, и сейчас эта часть взяла верх. Что плохого случится, если на несколько часов он подарит ей свободу?
— Считаешь, что я чудовище? — Шахрион решил, что раз с непонятной сущностью пока что разобраться силой, имеет смысл попытаться понять ее.
— Я делаю это во имя Империи, — возразил император.
По рощице прокатился тихий смех.