Лиза ушла на кухню и минут через десять вернулась с каким-то непонятным приспособлением. Нижняя часть представляла собой группу мифических животных из бронзы, удерживающих на рогах медный шар. Это сооружение венчало цилиндрическое стекло, расписанное маленькими толстыми купидонами.
Я никогда не видел более роскошной керосиновой лампы. Елизавета водрузила лампу в центр стола. Она действительно давала много света, намного больше, чем три зажженных подсвечника, вместе взятых.
– Прошу садиться, – пригласила Мария, – а я схожу и распоряжусь насчет овса для лошадей.
– Садитесь, отдыхайте, – подхватила Елизавета, – пока я распоряжусь насчет ужина.
Мы остались в комнате одни. Сняли сабли, поставили их в угол и принялись рассматривать висевшие на стенах фотографии и портреты, сделанные маслом. Совсем древние, старые и молодые дамы и господа. Мы нашли несколько фотографий великих князей и княгинь с личными подписями и портрет императора Александра III, тоже с подписью. Несколько фотографий были сделаны совсем недавно: мальчики в военной форме, добровольцы и офицеры; в рамки пяти фотографий, обтянутых черным крепом, были всунуты маленькие букетики засохших цветов.
Шмиль сел на диван, стоявший в углу комнаты, и закурил.
– Должно быть, очень приятно иметь такой дом. Знаете, у меня ведь никогда не было дома. Даже когда я учился в кадетском корпусе, то по воскресеньям и на праздники ходил домой к другим мальчикам. Человек, имеющий такой дом, остается в нем и после смерти.
Я не ответил, потому что уловил в дверях какое-то движение. Дверь осторожно приоткрылась, и небольшая фигурка попыталась незаметно протиснуться в комнату. Маленькая девочка, лет десяти, в старом, но чистеньком, не по размеру большом платье. Из-под подола выглядывали носы больших валенок. Льняные волосы заплетены в косичку, украшенную ярко-красной лентой. Увидев нас, она замерла в немом восхищении. Мы замолчали и стали наблюдать за ней. С растерянной улыбкой она прохромала через комнату к другой двери и, вынув руку из кармана передника, поманила нас пальцем. Не понимая, что все это значит, мы пошли за ней. Девочка, словно играя в прятки, прошла через следующую комнату, открыла дверь и опять поманила пальцем. Мы были весьма заинтригованы ее таинственным поведением и поспешили следом, собираясь схватить за косичку и заставить объяснить, что за игру она затеяла с нами. Она остановилась в маленькой холодной прихожей перед неприметной дверью.
Нам оставалось до девочки три шага, когда она открыла дверь и указала на комнату, расположенную за дверью. Словно Гудини[17]
, удачно выполнивший фокус, девочка, хихикая, поковыляла прочь.Мы заглянули в дверь. Оказалось, что девочка привела нас в туалетную комнату. Таким элегантным способом эти очаровательные скромницы, сестры-близнецы, сообщили нам, где в доме находятся необходимые удобства. Мы привели себя в порядок и вернулись в столовую.
Стол, покрытый чистой белой скатертью, был сервирован великолепным фарфором, хрустальными бокалами и серебряными приборами. Дверь открылась, и вошли Мария и Елизавета в черных вечерних платьях.
Мы сели за стол и завели разговор об офицерах, чьи фотографии увидели на стене. Елизавета, с легким оттенком горечи, начала рассказ с двух больших фотографий, обтянутых черным крепом. Это были фотографии их брата и племянника. Они оба погибли в самом начале войны.
Брат, генерал, был убит во время вторжения в Восточную Пруссию. Тогда же погиб племянник, молодой корнет, служивший в кирасирском полку.
С тех пор им пришлось самим заботиться о поместье, а времена становились все хуже и хуже. Сестры унаследовали небольшие деньги, вложенные в кое-какие предприятия, но во время войны потеряли и их. Земля и этот дом – вот все, что у них осталось на сегодняшний день. У сестер не было близких родственников. Они остались одни в целом мире, но не падают духом. Со слезами на глазах сестры с гордостью рассказывали о брате и племяннике.
Время от времени сестры перекидывались фразами на безупречном английском, называя друг друга на английский манер «Мэри» и «Бетси». Образованные дамы, воспитанные в духе викторианского педантизма, как почти все русские аристократы того времени.
Во время разговора Мария то и дело выходила на кухню и каждый раз возвращалась с блюдом, на котором лежало новое кушанье, очевидно домашнего приготовления. Когда стол был заставлен блюдами так, что на нем почти не осталось свободного места, маленькая хромоножка внесла в столовую кипящий самовар.
Несмотря на заверения сестер, что в комнате достаточно тепло, мы искренне обрадовались горячему самовару. На улице стоял сильный мороз, и в комнатах ощущалась прохлада.