Мы ели, пили горячий чай и беседовали о новой политической ситуации в стране и, естественно, о требованиях крестьян. Сестры рассказали, что раньше у них никогда не возникали конфликтные ситуации: крестьяне любили старого генерала. Он построил школу и больницу и содержал их за свой счет. Планировал открыть библиотеку. Но война прервала его планы. Генерал категорически не признавал спиртного, и проблемы возникали только в тех случаях, когда он уличал крестьян в пьянстве. Если крестьянам требовались лошади, они всегда могли обратиться к генералу, и он никогда не отказывал им. Прошлая жизнь, по рассказу сестер, представлялась нам полной идиллией. Но тут началась война. Лошадей забрали. Деньги пропали. Мужчины погибли. Остались воспоминания и даже не жизнь, а существование, в холоде и неизвестности, почти такое же, как у крестьян в деревне.
Как правило, мы получали лошадей из резерва, и совсем недавно в полк поступили чистопородные английские животные. Их поместили в грязные конюшни рядом с обычными лошадьми, уже несколько месяцев находившимися на войне. К нашему изумлению, несмотря на усталость, «англичане» отказались устраиваться в грязных, нечищеных стойлах и есть грязное, заплесневелое сено. Обычные лошади были готовы на все и ели то, что им предлагали. «Англичане» предпочитали умереть, но сохранить достоинство. Так и эти сестры – погибали, но держали марку.
– Теперь наступила свобода. Что это означает?
Сестры не читали газет. Они все узнали у крестьян, когда те пошли на них в атаку. В доме не было телефона, и сестрам некого было послать в город за помощью. Как два маленьких крапивника со сломанными крыльями, сестры были окружены хищными ястребами. Однако они не сдавались. За последний год мы оказались первыми, с кем они могли говорить на одном языке и от кого могли получить информацию о том, что происходит в мире.
В первую очередь их интересовал вопрос, что стало с императором. Мы рассказали все, что было нам известно об отречении.
– Благослови его Господь, – сказали сестры.
Они встали, перекрестились, а затем сели и опустили глаза. Повисла тишина, которую нарушал только кипящий самовар и ветер, воющий за окном.
Мари первая нарушила тишину. В ее глазах еще плескалась печаль, но она уже попыталась улыбнуться, глядя на нас. Она была истинной хозяйкой дома, которая не могла позволить загрустить своим гостям.
– Я хочу кое-чем угостить вас, молодые люди. Вам это наверняка понравится. – Мари вышла и вернулась с двумя серебряными чашами. В одной были маринованные сливы, а в другой вишневая наливка. – Попробуйте, – сказала она.
В отличие от сестры Бетси не могла так быстро оправиться. Глядя в сумерки за окном, она прошептала:
– Расскажите, что еще вы знаете о событиях в России.
Мы рассказали сестрам о митингах, которые проходили в нашем гарнизоне, о распаде армии, о самоубийстве нашего товарища и приказе за номером один. Сестры слушали затаив дыхание. Мария, стараясь не упустить ни слова, ходила на цыпочках из столовой в кухню и обратно и приносила все новые и новые блюда с едой.
К десяти часам вечера на столе стояло около дюжины блюд с различными разносолами, все домашнего приготовления. Орехи, засахаренные абрикосы, вишни из наливки, печенье, желе, варенье и джем. Я не выдержал и поинтересовался, откуда у них такое количество аппетитных сладостей.
– Пойдемте, милые, мы что-то вам покажем.
Они провели нас на кухню. Там имелась обширная кладовая без окон, с вентиляционной решеткой на потолке. Все полки в кладовой были заставлены стеклянными банками всевозможных цветов и оттенков. Чего тут только не было! Соленья, маринады, варенье, джемы.
– Мы всю жизнь делали эти запасы для нашего дорогого Николеньки, – взволнованно рассказывали нам сестры. – Он так любил наши заготовки. Когда он летом приезжал из кадетского корпуса, то съедал все, что мы заготовили. В конце следующей осени мы делали новые заготовки в надежде на его приезд. Он погиб, и мы не знаем, что делать. Теперь у нас никого не осталось, и нам нет смысла делать запасы.
Мы вернулись в столовую. Девочка уже убрала со стола грязную посуду и теперь ставила чистые тарелки.
– А теперь давайте поужинаем, – сказала Елизавета.
Шмиль и я считались в полку главными едоками, но в данный момент мы даже не могли думать о еде. А новые яства все прибывали и прибывали. Грибы в сметанном соусе, копченый свиной окорок, свежеиспеченный хлеб, масло, перцовка в синем графине венецианского стекла, горячий чай, варенье и так далее и тому подобное.
– Ирина, принеси свою тарелку, – сказала Мария девочке.
Ирина принесла тарелку, и Мария положила на тарелку всего понемножку и налила большую кружку горячего чая. Елизавета велела девочке быстренько поесть, а затем постелить постель для молодых людей в первой комнате.
Наконец ужин подошел к концу. Мы встали, поблагодарили хозяек и попросили разрешения удалиться.
– Минуточку, – сказала Бетси, – я только проверю, все ли в порядке.
Мы еще поболтали с Марией, пока она убирала со стола, и тут как раз вернулась Елизавета:
– Все готово. Можете идти отдыхать.