Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

Он стал с презрением относиться к собственной профессии. Легко отдал лекарства крестьянам, оставив себе самые примитивные препараты. Край говорил, что при виде крови у него возникает рвотный рефлекс и он теряет аппетит. Он никогда не смотрел на раны, оказывая медицинскую помощь. Край интересовался у больного, на что тот жалуется, и полагался на поставленный больным или раненым диагноз. Если раненый пытался снять бинты и показать доктору рану, Край хватал его за руки и убеждал ни в коем случае не делать этого. «Нет, нет, нет. Сейчас же закройте рану. Я не хочу этого видеть. Я и так все понял. Пусть он посмотрит», – говорил доктор и показывал на своего помощника. Он всегда ставил один диагноз: «Мой мальчик, – здесь он делал паузу, покусывая ус, и продолжал: – Все складывается для тебя не лучшим образом». Страдающий от боли солдат сразу задавал вопрос: «Что же мне делать, доктор?» Край неизменно отвечал: «Только отдыхать, мой мальчик, и наслаждаться чертовой добротой Красного Креста».

Как он стал врачом? Никто этого не знал, но он, конечно, получил медицинское образование, раз занял место главного врача полка. У него было огромное количество друзей, и, вероятно, они помогли ему попасть в наш полк. Его помощники делали всю работу. Я никогда не видел, чтобы доктор Край сам сделал хоть какую-нибудь простейшую операцию. Его однажды спросили: «Док, а что вы будете делать, если вас ранят или вы, к примеру, заболеете?» На это он ответил: «Ну, я же не какой-нибудь там забытый богом болван. Попрошу какого-нибудь сукиного сына, шарлатана от медицины, не отходить от моей постели». Практически каждое слово он сопровождал ругательством. Он просто не мог без этого обойтись. Теперь все приводило его в бешенство: в первую очередь он сам, уланы, немцы. Он был не в ладу со всей вселенной. Его лень была неистощимым объектом для шуток, а хитрость, с помощью которой он умудрялся заставить других работать на себя, лишний раз доказывала, что у него практичный ум.

Как-то утром доктор сидел у своей палатки, достаточно большой, чтобы в ней помещалась кровать, складной стул и коробка с медикаментами, которая к данному времени значительно опустела, и в ней время от времени хранилось несколько бутылок коньяку.

Доктор, в халате и накинутой на плечи шинели, с комфортом устроился на импровизированном ложе, составленном из трех коробок. Босыми ногами он опирался в перевернутое седло. Рядом стоял пустой котелок, который еще несколько минут назад был наполнен кашей, а доктор доедал огромный ломоть хлеба с толстым куском сала. Прямо под рукой на маленьком ящике стояла фляга с каким-то напитком.

Перед палаткой между двумя пиками, воткнутыми в землю, была натянута веревка, на которой сушились вещи доктора: рубашка, нижнее белье, брюки, носки и… сапоги. Было раннее утро. Алекс Гучев, Шмиль и я осматривали лошадей, когда услышали оглушительный рев доктора, призывающего своего ординарца:

– Ян! Ян! Где ты? Ян, сукин сын!

Ординарец не откликался. Яна назначили ответственным за фураж и продовольствие, и накануне вечером он вместе с несколькими уланами ушел из лагеря на задание.

– Ян! – заорал доктор с такой силой, что из леса пришел ответ – несколько раз повторенное эхо: «Ян… Ян… Ян…»

В этот день обязанности дежурного по лагерю лежали на мне, и я счел своим долгом подойти к доктору и объяснить, почему Яна нет в лагере.

– Кроме того, – заметил я, – вам ведь не хочется, док, чтобы в округе стало известно, где мы разбили лагерь?

– Меня это абсолютно не заботит, – пробормотал он.

– Отлично, док. Вы испытаете крайне неприятное чувство, когда вас возьмут в плен без штанов и сапог.

– Они висят как раз рядом с тобой. Посмотри, может, эти чертовы вещи уже высохли, – небрежным тоном сказал Край.

Я потрогал белье.

– Все отлично высохло.

– Не морочь мне голову. Я уверен, что вещи влажные, – вчера весь день шел дождь.

– Что за вздор! Посмотрите сами! – И я бросил ему брюки.

Доктор ловко поймал брюки, зевнул и добродушно сказал:

– Будь хорошим мальчиком и передай мне остальное.

Я почувствовал себя полным болваном.

– Вы хотите сказать, что звали Яна только для того, чтобы он подал вам одежду, которая висит у вас под носом? Док, вы ленивый старый гриб, вот вы кто. Встаньте и сами снимите свою одежду. Более того, я скажу уланам, чтобы они не помогали вам.

– Не будь свиньей. Слушай, ведь я старик. Мог бы быть твоим отцом… Я болен, страшно устал. Неужели ты не хочешь помочь бедному больному старику?

– Болен? Что вас беспокоит?

– Все, абсолютно все. Давай сними остальное с веревки и подай мне.

– Не могу, док. Я сегодня дежурю и должен обойти лагерь. Я не могу впустую тратить время, ублажая старых калек.

На этих словах я развернулся и пошел. Доктор бросил мне вслед пустой котелок.

– Вернись, бездельник. Я кому сказал, вернись, сосунок. Я тебе что-то дам.

– Мне ничего от вас не надо, – ответил я и, сняв с веревки отдельные части туалета доктора, развесил их в разных местах по всему лагерю, не обращая ни малейшего внимания на его гневные протесты.