Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

После этого я побежал рассказать Алексу, Шмилю и другим парням о случае с доктором. Мы решили предупредить всех и посмотреть, что доктор предпримет.

Он просидел на солнышке до четырех часов, покуривая трубку и обзывая по-всякому тех, кто отказался помочь старому, больному человеку. В четыре часа вернулся ординарец, и доктор пожаловался ему на черствых уланов. Ян, невысокий коренастый крестьянин, хитрый и озорной, был предан доктору Краю как собака. Ян разделял его нелюбовь к медицине и, кроме того, считал гигиену главным врагом человечества. Ординарец вынул из карманов яблоки, принесенные любимому доктору, выслушал его жалобы и пробормотал слова неодобрения в адрес безжалостных уланов. Он снял вещи доктора и одел его, словно тот был ребенком, даже застегнул пуговицы на рубашке и натянул сапоги.

Остаток дня доктор Край был мрачен и молчалив. Несмотря на усталость, Ян следовал за ним по пятам. Когда наступило обеденное время, доктор с ординарцем отправились на кухню. Повар сварил суп из мяса ягненка, с картошкой и морковью, от которого исходил упоительный аромат. Все продукты были свежие, только что принесенные поисковой группой, в которую входил ординарец доктора.

Принюхавшись, доктор сказал повару:

– Налей в котелок. Я сегодня хочу раньше пообедать и лечь спать. Что-то я сильно устал.

Повар, конечно, знал, как доктор провел этот день, и, незаметно улыбнувшись, налил ему суп. Ян молча протянул свой, и повар налил и ему полный котелок супа.

Попробовав суп, доктор скривился:

– Совсем несоленый. Дай мне соль.

Повар протянул коробку с солью. Доктор сделал вид, что берет горсть соли, чтобы посолить суп, кипящий в большом кухонном котле. На самом деле он всыпал в общий котел каломель[27]; баночку с порошком он заранее держал в руке.

Для лошади чайная ложка каломели считалась большой дозой. Всыпав в котел порошок, доктор размешал суп большой деревянной ложкой и вместе с Яном, несущим котелки с супом, отправился в свою палатку.

Этой ночью в лагере никто не спал. Отовсюду неслись стоны и проклятия. Темные фигуры со спущенными штанами бегали взад-вперед, натыкаясь друг на друга. Повар страдал вдвойне, не только от поноса, но и от вопросов, который между стонами и проклятиями задавал ему каждый улан: «Что случилось с твоим проклятым супом?» Но хуже всего то, что этой ночью мы не смогли обнаружить доктора. Вместе с ординарцем они спрятались в кустах примерно в трехстах метрах от лагеря и чудесно выспались, завернувшись в несколько одеял.

Глава 23 СТАРИК СТРЕЛОЧНИК

Мы разбили лагерь в самом центре лесного массива, площадью около четырех квадратных километров. Это был островок девственного леса с молодым подлеском, высокими, совсем юными березками, дубами, соснами, ясенями и осинами. Лет двадцать пять назад этот лес нещадно эксплуатировали: рубили деревья, обдирали кору. Следы варварского обращения с природой были видны и по сей день. Трухлявые стволы-гиганты, некоторые – в два-три охвата, смотрели своими обожженными лицами в небо, а вокруг них прорастала молодая поросль, словно юные рыцари Круглого стола собрались вместе, чтобы охранять могилу своего основателя и вождя. Молодые деревца тянулись вверх, крепко вцепившись корнями в землю, и переплетали ветви, словно водили хоровод вокруг поверженного гиганта.

Молодые, но уже торжественные и мрачные, дубы и сосны упрямо сопротивлялись порывам ветра. Осины, ясени, ивы, сорная трава и папоротники – вся эта лесная накипь шла в наступление на дубы и сосны. Самыми агрессивными были осины. Их семена, разбросанные ветром и дождем, прорастали повсюду: на полянах, в прогалинах, между корнями деревьев, на пнях и поваленных стволах. Они дрожали при малейшем дуновении ветра так, словно наступил их последний день. Мы медленно двигались по лесу и, глядя на эти трепещущие осины, не могли отделаться от чувства, что пробираемся через что-то живое и отзывающееся на наше движение. Мы словно пробирались через толпу карликов, подвижных, заходящихся в смехе. В какой-то момент все осины разом начинали трясти листьями. Или вдруг сгибались, раскачивая ветвями, словно толпа, которая во время выступления клоуна от хохота сгибается, держится за живот и раскачивается в разные стороны. А временами, опустив ветки до земли, осины начинали дрожать, как слуги, хихикающие над шутками хозяина. Темно-зеленые дубы и сосны, едва шелестя листьями, пристально смотрели на эти серебристо-серые маленькие осинки – так люди знатного происхождения смотрят на простолюдинов. Крутятся, трясутся, всюду суют свой нос, до всего им есть дело, вот такие они, эти осины.