Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

…Танюшка меня нашла на берегу лесного озерка, где я хмуро сидел, уперев палаш между широко расставленных ног. Она даже не попыталась завести разговор — просто аккуратно подстелила куртку и села рядом. Аккуратно, как подстилала куртку, начала ножом подрезать ногти на руках. Тщательно, отставляя ладонь и любуясь после каждого движения ножом.

Потом она положила мне на колено мой метательный нож. Со словами:

— Еле вытащила, — и вдруг — зло: — Всё кончится этим. ударом клинка. Ты понимаешь это?!

Я сунул нож в чехол и молча, долгим взглядом, посмотрел в глаза Таньке. Глаза у неё были бешеные, сумасшедшие глаза. Тогда я просто положил руку ей на щёку, и Танюшка, вздрогнув, привалилась к ней, как к стене. Жалобно сказала:

— Это просто зима, Олег… Это зима из нас выходит. Тяжёлая была зима…

— А до неё была тяжёлая осень. И лето было тяжёлое, и весна… и зима, и осень, да и лето нелёгкое, — не выдержав, язвительно объявил я.

— Ладно тебе, — попросила Танюшка, и я, обняв её, привалил к себе. Спросил:

— Хочешь увидеть Большой Каньон? Как в "Золоте МакКены"?

— Хочу, — ответила Таня.

— А Ниагару?

— И Ниагару хочу…

— А Байкал?

— И Байкал…

— А камчатскую Долину Гейзеров?

— И её… — Таня засмеялась: — Ты все памятники природы хочешь перебрать? Не старайся. С тобой мне даже Сахару хочется посмотреть. Или Восточную Сибирь.

— А что плохого в Восточной Сибири? — не понял я.

— Эх ты, — она щёлкнула меня по лбу — больно, аж звон в ушах послышался, — там болота!

Она намеревалась щёлкнуть ещё раз, но я поймал её руку и ловким толчком опрокинул девчонку на спину. Танюшка не менее ловко пихнула меня в живот, полусерьёзно вывернулась из захвата; я всё-таки скрутил её и, присев на живот, прижал раскинутые руки девчонки к земле. Танька сердито шипела — она ненавидела проигрывать даже в шутку.

— Попалась, — удовлетворённо объявил я.

— Попалась, — согласилась Танюшка, тут же дёрнулась изо всех сил, но я со злорадным смехом удержал её. — И какая судьба меня ждёт?

— Я буду тебя насиловать, — пообещал я. — По праву победителя.

— Испугал! — дерзко фыркнула девчонка.

— Свяжу, — я устроился на ней поудобнее, — раздену… нет, раздену, свяжу и надругаюсь изо всех сил.

— Немногочисленных, — заметила Танька и я не успел опомниться, как слетел с неё, сброшенный ловко закинутой на шею ногой — уроки самбо даром не пропали. Теперь мы поменялись местами. Я мог бы скинуть Танюшку, но вместо этого остался лежать. Было приятно видеть её улыбку и даже ощущать её вес.

И я понял, что мы действительно перезимовали. Пережили это страшное время. Остались живы.

Правда — не все. Но эта мысль только подстегнула меня. Танюшку, похоже — тоже. Во всяком случае, уже через минуту мы освободились от лишней одежды (ото всей), и Танька что-то шептала, задыхаясь, мне в ухо. Зря она говорила про "немногочисленные силы", ой, зря! Когда я свалился наконец рядом с ней, Танюшка жмурилась в весеннее солнце, как облопавшийся сметаны котёнок. Я провёл ладонью по её вздрогнувшему животу (ну и пресс!) и ниже — естественным плавным движением.

— Хватит, хватит! — Танюшка засмеялась, но руку не оттолкнула и расслабилась, позволив мне делать всё, что хочется. Правда — сейчас я временно не был способен на что-то серьёзное, если честно. — Вот тебе и книжный мальчик, — она лукаво покосилась на меня.

— Не очень-то я и книжный, — не обиделся я.

— Да, пожалуй, — согласилась Танюшка задумчиво. — Там тебя могли так назвать только те, кто тебя плохо знал… Спокойный, тихий, вежливый, а где сядешь, там и слезешь…

— Спасибо, — мне стало смешно, но я поблагодарил искренне. И тут же добавил: — Но вообще-то, познакомься ты со мной на пару лет раньше, я бы точно показался тебе книжным. Я таким и был.

— На пару лет раньше я всех мальчишек презирала, — призналась Танюшка. — Кроме Черныша, он тогда щенком был… А помнишь, — оживилась она, — как ты в феврале подрался около кинотеатра?

— Помню, — улыбнулся я. — Из-за тебя, кстати.

— А я о чём? — кивнула она. — А вот интересно, что бы ты сейчас сделал с тем парнем?

— Не знаю, — я пожал плечами и, подумав, спокойно добавил: — Сейчас я бы, наверное, его убил. Ещё до того, как он замахнулся.

— Да, пожалуй, — согласилась Танюшка. И хмыкнула: — Тебя, кстати, это не пугает?

— Кстати — нет, — я лёг поудобнее. — Пусть не замахивается… Ты вообще, Тань, вот подумай — насколько было бы в мире, если б каждый знал, что в ответ на грубость или жестокость его могут немедленно убить. Подумала?

— Вполне, — ответила она и вдруг приподнялась на руке: — Олег, сюда кто-то бежит… Олег, Фирс бежит!

— Чёрт, — я сел, потянул к себе одежду и оружие. Танюшка лениво прикрылась курткой.

Олег в самом деле спешил — бежал, с разбегу прыгал с камня на камень, придерживая свою валлонку. Увидел нас, замахал рукой и, остановившись, крикнул:

— Олег! Скорей! Наши грызутся!

* * *

"Грызлись" — это было не то слово. Особенно странно и страшно это выглядело потому, что, когда я уходил, всё в общем-то оставалось вполне спокойным и обычным…