Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Там могут быть гадюки, — сказал я, но первым спустился вниз, держась рукой за кусты, а другую подавая Таньке, хотя она и сама неплохо справлялась. Мы вылезли на откос, отряхнулись…

…и выяснилось, что на месте аэродрома — довольно широкая луговина. Из высокой серо-желтой травы с пышными метёлками тут и там поднимались искрящиеся крапинами слюды гранитные останцы. Лес окружал луговину широкой дугой, но до него было километра три, не меньше. Сонно звенел тихий нагретый воздух. И плавали высоко-высоко чёрные кресты птиц.

Мне почему-то было страшно выходить на это открытое место. По-моему, Танюшка испытывала сама то же ощущение. Во всяком случае в её глазах появилась задумчивость, а белые мелкие зубки прикусили уголок губы.

— Боишься? — спросил я.

— Я?! — фыркнула она.

— Ты.

— Ага, сейчас.

— Боишься.

— Испугалась!

— Я — боюсь.

Она посмотрела на меня расширившимися глазами. Очевидно, не ожидала такого признания. Потом вздохнула и передёрнула плечами:

— Пошли…

…Трава доходила до колен. Сразу стало жарко-жарко, я стащил куртку и обвязал её вокруг пояса. Стало хотеться пить, но мы ещё в походах научились правилу — о воде не говорят просто так. Но думать было можно, и я с неудовольствием решил, что без ёмкостей нам будет плохо — каждый раз искать воду, когда она нужна, дело сложное. Гораздо сложнее, чем многим кажется в наших местах.

Мы добрались до первого из гранитных камней. Он отбрасывал холодную тень, острую и чёткую, почти не колебавшуюся на траве. Я уже прошёл мимо, но Танюшка задержалась.

— Смотри, Олег, — и она указала на плоскую грань камня, чуть скошенную внутрь.

Я подошёл и чуть наклонился. На этой грани, влажной, холодной и скользкой, были глубоко и неровно выбиты белёсые буквы. Их края давно сгладились, словно строчки оплыли от огня, но читались хорошо.

Friends!

We don't know, who are you.

Spring near the last stown.

Go on the west.

40 miles from her.

Good luck!

Я понял только несколько слов: "Друзья… мы… вы… камень… идти на… 40 миль…" Но Танюшка уверенно перевела:

— "Друзья! Мы не знаем, кто вы. Родник около следующего камня. Идите на запад. Сорок миль отсюда. Удачи!" Олег, — она выпрямилась, — тут есть люди.

— Или были, — хмуро заметил я. — Надпись-то старая. И почему английская?

— Не знаю, — вздохнула Танюшка. — Но всё-таки… Сорок миль — это сколько?

— Километров семьдесят, семьдесят пять, — перевёл я. — Два… нет, три дня. Вообще-то нам по дороге, можно идти туда. Пойдём?

Теперь уже Танюшка начала осторожничать.

— А что там, в сорока милях? — подозрительно спросила она. Я просто пожал плечами, немного раздражаясь — было жарко и хотелось пить:

— Не знаю, но мы всё равно идём туда. Или нет?

— Идём, — вроде бы решилась она. И неожиданно предложила: — А может, я покричу? Э-э-э-эй!!! — завопила она, подпрыгнув.

Я фыркнул и засмеялся. Танюшка обиженно свела брови, но потом толкнула меня в плечо и тоже хихикнула:

— Ладно тебе… Пошли попьём.

Куда веселей мы зашагали к "следующему" камню. Танька вообще никогда не была болтливой, но сейчас её понесло, и она бесконечно говорила, выдвигая версии о том, что нас ждёт в указанной точке. Доминировало убеждение, что там — путь домой.

Я, если честно, надеялся на то же. Но предпочитал не говорить об этом вслух.

Борис Гребенщиков

Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетённый из ветвей и трав, —
Он придёт издалека,
Меч дождя в его руках.
Белый волк ведёт его сквозь лес,
Белый гриф следит за ним с небес,
С ним придёт единорог,
Он чудесней всех чудес.
Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетённый из ветвей и трав, —
Он придёт издалека,
Он чудесней всех чудес,
Он войдёт на твой порог,
Меч дождя в его руках.

* * *

Мы добрались до леса вновь минут через сорок. Воду — а родник выбивался из-под камня упругой струёй в песчаный кратер у основания глыбы — набрать было не во что, а жаль. Она оказалась ледяной и очень вкусной.

Снова захотелось есть, и с каждой минутой голод нарастал.

— Олег, — сказала Танюшка, когда мы уселись передохнуть под деревьями на опушке и разулись, чтобы дать отдохнуть ногам и хоть немного просушить носки, — без еды мы не дойдём.

Сказано это было серьёзно и без малейшей паники. Я ещё раз подумал, что она совершенно необычная девчонка. Но счёл нужным одёрнуть спутницу:

— Дойдём. Туда — дойдём даже без еды, хотя будет трудно. Но лучше, конечно, поискать еду по дороге, какую-никакую.

Мы замолчали, и я понял, что засыпаем. Вроде и прошли не очень много… Наверное, за прошедшее время растренировались.

— Олег, — сонно сказала Таня, — давай поспим немного.