Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

…За двенадцать лет с тех пор Джек Путешественник нигде надолго не задерживался. Он бывал в Америке, добираясь туда по сухопутному «мосту» — там, где в нашем мире Берингов пролив. Три года — тут получилось исключение — ходил со скандинавами по морям-океанам, был в Австралии и на островах Южных Морей… На побережье Вьетнама Джек попал в плен, негры бросили его в кишащую мерзостью яму, закрытую сверху решёткой. Друзья-скандинавы не бросили — отбили лихим налётом. Но до дому не добрались — зашли в дельту Нигера запастись водой, тут и навалились на них негры — уже на всех. Живых, попавших в плен, вместе с мёртвыми, голых и связанных, зарыли в общую могилу и пировали на ней, объедаясь мясом тех, кого отобрали для съедения, поминали своих убитых, которых было по десятку за каждого белого.

Джек выбрался из страшного погребения. Выбрался, выжил — и не ушёл из тех мест, пока в округе дышал хоть один негр. Не всех он убил, нет — больше бежали в ужасе перед страшным белым призраком, поселившимся в джунглях. В конце той истории никто уже не осмеливался напасть на Джека даже когда он на виду у всей деревни резал на могиле своих товарищей горло схваченным неграм — каждый вечер по нескольку, не жалея ни женщин, ни детей…

Через всю Северную Африку добрался Джек до Европы. И прошлым летом прибился к отряду, в котором в основном были немцы. Но под Новый Год началась нелепая свалка с пришедшими с юго-запада французами, обозлённые противники кромсали друг друга — лучше некуда. Тут их и зажали подошедшие негры. Недолгие враги объединились, но было уже поздно.

Джек уцелел, хотя был ранен. И с тех пор скитался по морозным лесам, ночуя у костров — никто, как назло, не встречался. Мальчишка был отличным лучником, но и охота вышла плохая. Он ослабел и тащился куда-то день за днём просто потому, что покорно лечь и умереть не умел. А сегодня наткнулся на небрежно устроенную ночёвку и совсем уж был готов напасть на ночующих, убить их и забрать еду, если она у них есть.

Получилось иначе…

…Джек Путешественник умолк и вновь протянул руки к огню. Его лицо сделалось усталым и равнодушным.

Мы с Танюшкой молчали, заворожённые рассказом, который оказался длинным. Не знаю, о чём думала она — а я вдруг с ужасом, холодея изнутри, подумал: вот так и я лет через двадцать буду сидеть у чужого огня, рассказывая незнакомым и равнодушным в общем-то людям свою историю — одинокий… с железным комом внутри… И всех друзей — палаш да дага. И — рана вместо памяти…

Так оно и будет!