Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Мы будем жить с тобой в маленькой хижине
На берегу очень быстрой реки.
Никто и никогда, поверь, не будет обиженным
За то, что когда-то покинул пески.

На берегу очень быстрой реки,
На берегу очень тихой реки,
В дебрях густых у священной воды,
В тихих лесах у безымянной реки.

Движенья твои очень скоро станут плавными,
Походка и жесты — осторожны и легки.
Никто и никогда не вспомнит самого главного
У безымянной и быстрой реки.

На берегу очень быстрой реки,
На берегу очень тихой реки,
В дебрях густых у священной воды,
В тихих лесах у безымянной реки.

А если когда-нибудь случится беда —
Найди белый камень там, где скалы у реки.
Прочти, всё, что высекла холодная вода —
Но ты эту тайну навсегда сбереги.
На берегу очень быстрой реки,
На берегу очень быстрой реки…

Владимир Бутусов

* * *

Впервые за несколько дней мы были по-настоящему сыты. Впервые — сидели у огня в помещении. Впервые — на одеялах, которые ещё немного попахивали сыростью.

Прежние хозяева (или захватчики?) этой башни запасли огромную поленницу сухих, звонких берёзовых и ольховых дров на втором этаже, куда уводила винтовая лестница (она же вела и к люку, выходившему, наверное, на крышу, на сторожевую площадку — но мы туда не полезли). На поленнице лежали тонкие, но прочные и лёгкие серые одеяла — Танюшка, осмотрев и подёргав их, сказала, что это настоящая верблюжья шерсть. Одеял было десятка три, все — не новые, но чистые. А за поленницей — в промежутке между ней и стеной — нашлись совершенно неожиданно слегка подмокшие сухари и несколько консервных банок с незнакомыми этикетками на непонятном языке, мне показалось — голландском. Консервы были тронутые ржавчиной, но не вздувшиеся, и Танюшка сварила в найденном тут же котелке овощной суп с мясом, а с сухарями сделали бутерброды. Пока она занималась этим, я перетаскал вниз часть дров и половину одеял, из которых устроил два лежбища. В щель дверного косяка забил пару кинжалов и, удовлетворённо попинав дерево, вернулся к костру как раз в тот момент, когда Танюшка объявила о готовности ужина.

От сытости я прибалдел и откинулся на сложенное валиком одеяло. С оружием чувствовалось совсем иначе, чем без него. Танюшка, сидя напротив, рассматривала мою куртку.

— Продрал, а у меня ниток нет, — вздохнула она, — расползётся…

— Не расползётся, — ответил я, — немецкая, надёжная.

— На завтра консервы и сухари ещё есть, а потом — всё, — подвела она итог и засмеялась: — Вот, а? Три часа назад и об этом не мечтала, а теперь недовольна!.. Котелок и одеяла надо взять, а?

— Возьмём, — кивнул я и встрепенулся: — Э, в смысле?

— Ну, мы же не тут останемся, — пожала плечами Танька. — Надо всё равно искать людей.

— Надо… надо ли? — и я быстро, но обстоятельно рассказал о том, что было ночью. Танюшка сидела, не сводя глаз с меня. Молчала. Потом вдруг сказала:

— Поучи меня фехтовать, Олег.

* * *

Ручей тёк по склону холма за блокгаузом — куда-то вниз, в сырость, где, похоже, была речка — один из притоков Цны. Тут я и нашёл их — хозяев этого места.

Шесть скелетов лежали в русле ручья — один на другом, так, что перепутались кости. Не знаю, принесли их сюда уже мёртвыми или убили прямо тут. Но что они были убиты — сомнений не возникало. Черепа — рассечены, кости — переломаны во многих местах.

Я набрал воды выше по течению и ещё раз всмотрелся.

Да. И эти скелеты принадлежали подросткам…

…На этот раз я заклинил дверь ещё прочнее. Танька сидела, закутавшись в одеяло и внимательно смотрела на меня.

— Ещё убитые? — догадалась она с ходу. Я кивнул, ставя котелок у огня и с размаху садясь на одеяла. Содрал с ног туфли и носки — от них воняло. — Завтра постираю. — тут же сказала девчонка, и получилось как-то совершенно не обидно, естественно. — Много?

— Шесть, — я подёргал себя за волосы и тяжело вздохнул: — Тань, я так понимаю. Минимум десять наших ровесников-англичан погибли тут больше двух лет назад. Но и сейчас тут есть какие-то люди… и ещё кто-то. Тань, — я глянул ей в глаза, — тут опасно. Очень. И я не знаю, сможем ли мы в ближайшее время отсюда выбраться. Вот так.

— Удивил, — задумчиво сказала она. — Я, Олег, давно это поняла, только боялась вслух самой себе признаться… Что будем делать?