Путь в Европу

Ярослав Браткевич:

Актуальна. Но кавалерийским наскоком никому еще коррупцию одолеть не удавалось. К тому же в поисках социальной опоры приходится делать то, что преодолению коррупции не очень-то способствует.

Я имею в виду позицию «Права и справедливости» относительно сохраняющихся в Польше государственных предприятий. Братья Качинские выступают против их полной приватизации, полагая, что государство должно сохранять над ними контроль. То есть выступают как этатисты с привкусом социализма. Но дело не только в этом. Дело и в том, что экономика, контролируемая бюрократией, благоприятствует той самой коррупции, искоренение которой провозглашается задачей номер один.

Андрей Липский: И что же противопоставляет этому «Гражданская платформа»?

Ярослав Браткевич: Во-первых, она выступает за продолжение приватизации, исходя из того, что государственная экономика неэффективна и коррупциогенна. Во-вторых, основная ставка делается на дальнейшее развитие малого и среднего бизнеса и укрепление его позиций, о чем здесь уже говорилось. В-третьих, борьба с коррупцией рассматривается не как особая проблема, от решения которой зависит все остальное (что ведет к ее чрезмерной политизации), а как один из элементов общей стратегии модернизации. «Гражданская платформа» считает претензии братьев Качинских на исключительную роль в противостоянии коррупции, с которой якобы никто, кроме них, не справится, популистской риторикой, создающей лишь видимость решения проблемы.

Игорь Клямкин: А ваш новый блок «Левые и демократы», объединивший часть экс-коммунистов и либералов и сумевший пробиться в парламент, – каковы его политические цели?

Ярослав Браткевич:

То, что бывшие правые и бывшие левые объединяются на компромиссной платформе, свидетельствует о том, что прежнее деление на правых и левых устарело. Хотя бы потому, что не только польские, но и европейские левые, в отличие от своих предшественников, выступают за свободную рыночную экономику и не призывают к ее большему огосударствлению ради более справедливого распределения общественного богатства. Что касается Польши, то главная линия размежевания, повторю еще раз, проходит сегодня у нас между традиционализмом и модернизмом. Понятно, что в подходе к некоторым вопросам модернисты могут друг от друга отличаться. Например, «Левые и демократы» более радикальны, чем «Гражданская платформа», в отстаивании прав меньшинств – прежде всего сексуальных. Есть и другие отличия, но они тоже относятся в основном к вопросам, касающимся скорее культуры, чем политики и экономики.

Вы спрашиваете, почему часть либералов могла объединиться с частью экс-коммунистов. Отвечаю: это стало возможным потому, что и раньше между ними принципиальных разногласий не было, а было лишь различие биографий. Напомню, что экс-коммунисты были горячими сторонниками интеграции Польши в Евросоюз. И права человека они понимают так же широко, как их понимают в Европе.

Эти политики потому, наверное, и утратили опору в обществе, что, с одной стороны, воспринимались чересчур европейскими, а с другой – преемниками коммунистов. Объединение с частью либералов такую двойственность в какой-то степени устранило.

Светлана Глинкина: Чем объясняется беспрецедентная острота противоборства на ваших последних выборах? Это было не соперничеством программ, а соревнованием в том, кто больше выдвинет в адрес соперника обвинений, не заботясь об их доказательности. По меркам ЕС, в который вступила Польша, такое поведение политиков выглядит по меньшей мере странно. Что это? Откуда это?