Путь в Иерусалим

Арн неторопливо ехал в Хусабю. Он словно хотел продлить сладкую муку — теперь, когда знал, что Сесилия будет его. Ему надо было о многом подумать — отныне он был занят выполнением поручений Кнута сына Эрика, но Арн был не вполне уверен, что понимает цели и намерения Кнута.

Когда они вернулись в Форсвик после своей успешной вылазки в Висингсе, им удалось причалить прямо к берегу. Ледовый покров изменился всего за один день. Кнут тут же велел послать эстафету в Арнес, Магнусу сыну Фольке, который должен был переслать ее дальше, Юару сыну Едварда в Эриксберг. Прежде всего следует известить о случившемся собственных родичей, ибо вскоре предстоит собирать войско.

Арн был готов самолично скакать с эстафетой, полагая, что известия должны прийти как можно быстрее. Но Кнут сказал ему, что есть более важные вещи, в которых Арн должен помочь своему королю, а когда все будет сделано как надо, он сможет поехать к Сесилии.

Прежде всего Кнут вместе с Арном снова переправятся через Веттерн, с лошадьми и дружинниками, и поскачут в Бьельбу, к Биргеру Брусе. Нельзя было терять ни дня, так как незнание могло обернуться смертью и все родичи должны были успеть объединиться, прежде чем на них нападет враг. Кроме того, будет правильнее, если Биргер Бруса узнает о том, что случилось, от своего, от человека, участвовавшего в отмщении злодею из Висингсе. Столь же важно, по мнению Кнута, было встретиться с архиепископом Стефаном из Восточного Ароса. Кнуту необходимо привлечь на свою сторону и Биргера Брусу, и архиепископа, с которыми был в дружбе Арн. И возразить на это было нечего.

Когда они прискакали в Бьельбу, Биргер Бруса принял их как родственников и извинился, что вынужден их покинуть на следующий день, так как у него важное дело в Линчепинге. Но, узнав, что произошло, он и думать забыл про все свои дела. Никто из Бьельбу и носа не покажет в Линчепинге, этом городе Карла сына Сверкера, теперь наверняка ставшем оплотом Болеслава и Коля.

Биргер Бруса сидел молча, задумавшись, и лицо его было непроницаемо. Вдруг он поднялся и сказал, что у них есть лишь один путь. Весь род Фолькунгов должен поддержать Кнута сына Эрика в его стремлении отвоевать корону своего отца. Надо объединиться против рода Сверкера и их датских сторонников, надо показать им свою силу и решительность, используя преимущество во времени, о чем уже благоразумно позаботились.

Лед тронулся в день убийства Карла сына Сверкера на берегу Ветгерна, и еще день прошел, прежде чем об убийстве узнали на материке. Биргер Бруса счел своим долгом использовать эту весть в Восточном Геталанде, но предложил, чтобы Кнут тоже действовал быстро и отправлялся в Восточный Арос — увидеться с архиепископом Стефаном и, если получится, склонить его на свою сторону, а затем попытаться собрать свеев на тинг в Муре, чтобы те провозгласили его новым королем. Действовать нужно немедленно, теперь не время для отдыха. Как сказал Биргер Бруса, так и сделали.

Кнут сын Эрика во всем согласился с Биргером Брусой, зная, что он был самым опытным в том, что касалось борьбы за власть. Когда же они собрались в путь, Кнут вдруг изъявил желание, не совсем понятное Арну: он захотел, чтобы в Бьельбу им дали щиты Фолькунгов, синие плащи и флажки на копья, да еще дружинников в придачу. Биргер Бруса глубокомысленно кивнул, выражая согласие, будто бы понял, что имел в виду Кнут сын Эрика. Арну это желание показалось одновременно пустячным и важным. Но в дальнейшем он убедился, что такие люди, как Кнут и Биргер, думают совершенно иначе, чем он.

В Восточном Аросе архиепископ Стефан сперва отказался принять Кнута сына Эрика, когда тот вместе с Арном прибыл в его усадьбу. По слухам, архиепископ был сердит и сказал нечто вроде того, что этот человек только и делает, что плетет интриги.

Однако, узнав, что Кнут приехал вместе с Арном сыном Магнуса, он принял обоих. Когда гости вступили в сумрачные покои архиепископа, Арн преклонил колени и поцеловал его руку, пока Кнут колебался, не сделать ли ему то же самое. К неудовольствию Кнута, разговор велся на церковном языке, и поэтому он ощущал себя менее значительным, чем двое других. Его разбирала злость на Арна, хотя дело-то было в архиепископе.

То, что архиепископ Стефан мог сказать Кнуту сыну Эрика, понять было просто, даже если эти слова были малоприятны для Кнута. Церковь не может и не желает участвовать в начинающейся борьбе за власть. Как архиепископ, Стефан заботится о Царствии Божием, а не о внутренних распрях между претендентами на земной престол. Не может быть и речи о том, чтобы встать на сторону родичей Кнута, или Карла сына Сверкера, или кого-то еще, кто вскоре придет с юга. Мирская власть — это одно, а власть Божия — совсем другое.