Путь в никуда

Однажды написанное под диктовку Савельевой выступление годилось на все случаи жизни. Надо было только изменить то, чему посвящалось это выступление: в едином порыве встретим мудрые решения XXIII, XXIV съезда партии или октябрьского, декабрьского Пленума ЦК КПСС, ударной учебой отметим день рождения великого Ленина или День международной солидарности трудящихся и т. д., и т. п. Все это произносилось с комсомольским задором в голосе, дабы зажечь сердца тех, кто отправится покорять сибирские непроходимые болота и валить лес в тайге, строить БАМ; кто, по три месяца живя в бараках и ловя вшей на немытом теле, будет помогать собирать урожаи хлопка, строить коровники и курятники, радуя сельских бездельников дармовой рабочей силой. И весь этот бред словоблудия несли в массы активные партийные и комсомольские пропагандисты, такие, как Жека, которые в конечном итоге сами никуда не ехали, не собирали и не строили. В их задачу входило собирать информацию об «ударном труде» и передавать эту информацию в комитет комсомола организации, те передавали информацию в районные организации комсомола и партии, а те в городские, и так по ступенькам на самый верх. Иногда там, наверху, были недовольны цифрами, и тогда сверху поступала директива типа ускорить, повысить, увеличить. Тогда Жека ехал на объект ударной стройки или на сбор урожая, ну, на день, максимум на два. Там он вновь произносил зажигательную речь, хватаясь за лопату или усердно собирая полмешка хлопка, а потом уходил с начальником в его управленческий вагончик, доставал из портфеля бутылку коньяка и закуску и назавтра вез новую информацию с новыми цифрами, где было уже ускорение, повышение и увеличение. Начальство было довольно, цифры показателей резко устремлялись вверх, процентовки закрывались с перевыполнением, следовательно, и Жека не был внакладе, с лихвой окупая средства, потраченные на коньяк. И еще, вращаясь в кругах руководства, он видел их угодничество, их лебезение, их двуличие и прочую закулисную возню, от которой исходил такой смрад, как будто все они были хорошо вымаранными в дерьме, аккуратно прикрываемом красивыми и ничего незначащими словами и партийной корочкой. Иногда Жеке становилось смертельно тошно выносить все это, хотелось все бросить и уехать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы не видеть постоянно улыбающуюся и дающую наставления, одно нелепее другого, Савельеву, ректора и декана факультета, сладко попивающих чаи на празднике, устроенном по случаю обрезания у младшего сына декана.

Глава 4

Мокей вымахал почти под два метра, был силен, с накачанными бицепсами и взрывным характером. Его любовь подраться стала угрозой не только для ближайших улиц, но и для всего района. Бросив школу еще в восьмом, он занимался перепродажей краденого барахла. Тезиковка была для него вторым домом, где он играл по-крупному со своим верным сотоварищем Самарой. Правда, со дня на день Мокея могли забрать в армию, и тогда хорошо отлаженный бизнес мог развалиться. Мокей было решил косить под дебила, но Самара отговорил, мол, так не бывает, был нормальный на медкомиссии, а тут на тебе – дебил. Тут так упрячут в дурдом, что сроду оттуда не выйдешь и действительно чокнешься. Есть вариант получше, надо его только обмозговать, а ты иди и служи, мы тебе освобождение устроим по полной и без сумасшедшего дома.