Путь в никуда

Итак, день и час были назначены, кассу решили брать за час до конца рабочего дня. Ворвались всей группой, предварительно надев черные маски, Рыжий был за рулем, двое страховали на улице, трое положили тех, кто был в зале, на пол, Сидор и Харя отогнали служащих от стойки, дабы те не воспользовались тревожной кнопкой, а Мокей, Самара и Арончик вошли в комнату директора, где находился бронированный сейф. Мокей схватил директора и, угрожая оружием, потребовал открыть сейф, директор, бледный и с трясущимися руками, выполнил требования бандитов, через секунду раздался звонок телефона, звонили с центрального пункта охраны, требуя подтверждения необходимости открытия сейфа. Мокей передал трубку директору и приставил пистолет к его виску, директор заикаясь сообщил, что собирается спрятать дневную выручку. Теперь дверь сейфа должна была быть открыта через пять минут, но случилась накладка, и дверца не открывалась, то ли на ЦУПе почувствовали опасность, то ли ждали повторного звонка из сберкассы, но время шло, а сейф был закрыт. Тогда и пригодилось умение Арончика, он подошел к сейфу, над чем-то поколдовал, и сейф распахнул свою утробу. Вся наличка быстро перекочевала в приготовленные спортивные сумки, и Мокей с товарищами стал отступать к выходу, они были уже в машине, когда раздались сирены милицейских машин, и поэтому Мокей крикнул прикрывавшим, что необходимо отвлечь внимание, трое из прикрытия бросились выполнять команду, а «бобик» рванул с места и затерялся в потоке других машин. Очевидно, милиционеры очень тщательно выполнили приказ о задержании, но Мокей в тот день недосчитался двух своих бойцов, убитых в перестрелке, то, что ребята погибли, было известно со слов третьего прикрывающего, тому удалось скрыться и смешаться с толпой, образовавшейся у дверей сберкассы. Мокей сидел дома на кухне перед початой бутылкой водки, когда вошли Кузьмич и Арончик. «Ты?» – Мокей мрачно посмотрел на Кузьмича. «Я, сынок, не вини себя, ты все сделал правильно, а что ребята погибли, так кровь крепче вас связала, давай помянем их», – и Кузьмич разлил водку по стаканам. Потом курили и решали, что делать с деньгами, как отблагодарить родственников погибших и, вообще, стоит ли оставаться нападавшим в Ташкенте или рвануть куда-нибудь на просторы необъятной Родины. Взяли без малого миллион, Кузьмич предупредил, чтобы пацаны не шиковали, иначе заметут, ну, в общем, средств хватало на общак, на текущие издержки, да и на продолжение дел.

«А теперь о главном, ты открой торговую точку на Тезиковке и присмотрись там и в Шанхае, грядут большие перемены, надо будет весь район брать под наш контроль, – сказал Кузьмич. – Ты теперь не просто Мокей, ты хозяин района, а мы тебе поможем». Так Мокей стал хозяином.

Глава 2

«Зачем тебе этот русский?» Этот вопрос часто задавали Мусе, он лишь улыбался в свою черную с проседью бороду и таинственно закатывал глаза. Какие же они дураки, ни черта не понимают, скоро придет время, и эти белобрысые русские, англичане, французы, обращенные в нашу веру, начнут великое дело Аллаха в Америке, России и Франции. Мы подчиним себе весь мир, Афганистан – это начало большого и трудного пути к торжеству мирового ислама, сегодня мы сеем самые первые зерна, обращая неверных в ислам, а завтра поднимутся заросли наших сторонников, и мы отберем у этих сытых и благополучных неверных все, чем кичатся они сегодня. Нет, этот русский мне нужен, я стану его наставником и учителем, я сделаю из него настоящего воина нашей веры. Жека трижды произнес «ала акбар», прошел обряд обрезания и стал мусульманином, теперь он был не Жека, а Джура и должен был учить язык и арабскую письменность, читать Коран и со всеми вопросами и неясностями обращаться к Мусе, своему наставнику и учителю. Теперь Джура знал, за что он воюет, его предала Родина, его предала любимая, его предал друг, назвав трусом, и он должен отомстить. Эта цель, цель мщения путеводной звездой поднялась над горизонтом его жизни и осветила дорогу, по которой он шагнул, забыв о страхе, к самопожертвованию во имя великого Аллаха. Джура подобно губке впитывал все, о чем говорил ему Муса, только ему, своему наставнику и учителю, он верил, только за него готов был отдать свою жизнь, и Муса по достоинству оценивал эту преданность.