Путь в никуда

В 2003 году прошли выборы в Кнессет, где партия «ЛИКУД» во главе с А. Шароном получила 38 мандатов и сформировала достаточно устойчивую коалицию. В декабре 2003 года он заявил, что, если переговоры с палестинцами зайдут в тупик, он предпримет односторонние действия по размежеванию, т. е. эвакуации десятков еврейских поселений в секторе Газа.

Весной 2004 года в течение месяца израильская авиация ликвидировала точечными ударами духовного лидера ХАМАСа шейха Ахмеда Ясина и его преемника Абдель Азиза Рантиси, а в июне этого же года на рассмотрение правительства Израиля был предложен законопроект «О реализации плана размежевания», который был одобрен и принят правительством 6 июня 2004 года. 28 октября 2004 года было объявлено о серьезной болезни Я. Арафата, на следующий день Израиль дал разрешение на его выезд в госпиталь Парижа, а утром 11 ноября Арафат был отключен от аппаратуры жизнеобеспечения и скончался от СПИДа.

Летом 2005 года началась эвакуация еврейских поселений, сотни добровольцев из сионистского лагеря кинулись на их защиту, горе и слезы, разрушенные дома, уничтоженные теплицы, исковерканные судьбы, плачущие солдаты, выносящие скарб поселенцев, все это происходило на глазах Джуры, который к тому времени уже прочно обосновался в Газе.

22 августа 2005 года в Москве у посольства Израиля партия ЛДПР провела митинг против программы размежевания, на котором выступил лидер партии В. Жириновский, в ходе выступления он выкрикивал требования: «Вышвырнуть палестинцев в Сирию и Иорданию» и утверждал, что Шарон продался западным империалистам. На митинге были плакаты «Руки прочь от еврейских поселений», «Шарон, уходи в отставку», «Прекратить мучить еврейский народ».

Несмотря ни на что, 23 августа в шесть часов вечера по израильскому времени эвакуация и разрушение еврейских поселений были завершены. Сектор Газы был освобожден от присутствия евреев, радость переполняла арабских жителей, однако скоро эйфория прошла, вместо цветущих оазисов осталась большая свалка строительного мусора, тысячи безработных, ранее помогавших израильским фермерам, безденежье и неуверенность в завтрашнем дне. Вначале еще можно было получить хоть что-то, и сотни арабов бросилось выковыривать арматуру из разбитого бетона, но вскоре и арматура исчезла и разбитого стекла не осталось. Потоки гуманитарной помощи несчастным палестинцам шли лишь в одном направлении: убивать евреев. Кормили и платили лишь тем, кто становился убийцей или создавал средства убийства. Все новые и новые группы пополняли военное крыло ХАМАСа «Бригады Изз ад-Дин аль Касасам», все чаще и чаще боевики обстреливали территорию Израиля ракетами «Касам».

Ничего не изменилось, наоборот, будущность несла еще больше крови, слез и страданий обеим противоборствующим сторонам. Уже несколько дней Джура сидел в этих развалинах, на этой большой свалке, ему поручено ответственное дело, заложить взрывчатку у забора безопасности, забор должен был быть взорван, а по проходу пойдет группа боевиков, пойдет убивать и сеять горе и страдание людей, пойдут со словами великого пророка. Нет, нет и нет, никогда не допустил бы великий пророк этого беззакония и безумия. Кто дал нам право убивать, прикрываясь словоблудием об освободительной борьбе, оккупации, уничтожении культуры и обычаев, а, может, мы сами – источник всех наших бед, не сумевшие убить в себе неверных, дабы нести в мир светлое учение пророка? Я трусливое животное, боясь за свою жалкую жизнь, иду вместе с ними, предавая последние остатки совести, а нужна ли мне эта жизнь? Что я могу вспомнить, только кровь и насилие, да еще злые и хитрые рожи своих покровителей, несущих только одно – смерть.

Глава 9

Воздух был густой и морозно застывший. Тихий серовато-синий свет едва доходил до земли, а сама земля была черна и отвратительно пуста, только холодная галька перемежалась с песком, отчего эта пустота стократно увеличивалась. Джура припал щекой к этой чужой и холодной земле, прислушиваясь, не нарушит ли этот вечный покой шум патрульной машины. Джура сам вызвался доставить смертоносный груз к забору и заложить взрывчатку, да, это был смертельный риск, но он шел на него, потому что часто, оглядываясь назад и вспоминая свое прошлое, так и не смог отыскать в нем что-то такое, что ассоциировалось бы с понятием «счастье».

Только один вечер, когда он шел с другом Сашкой и Диной, всплывал в его памяти, только тогда он был бесконечно счастливым и радостно ждал таких же новых встреч, только тогда стихи сами рвались из груди:

Когда бы смерть грозила мне клюкой,
Не побоявшись, крикнул палачу:
«Есть у меня она, не нужно мне другой,
Ее люблю, ее одну хочу».