Дядя Садык был мудрым и умным, он давал Камалю книжки, где были собраны мысли и высказывания великих мудрецов ислама со ссылками на пророка Мухаммада, Камаль верил, что вооруженная борьба даст результаты и в конце приведет к окончательной победе правоверных. Он видел, как европейцы, сначала пренебрегавшие ими, все больше и больше начинают их опасаться и уважать, их политики заигрывали с ними, так как нуждались в их голосах, их работодатели нуждались в дешевой рабочей силе, а их женщины в полноценных мужчинах, организм которых не отравлен алкоголем и наркотиками. Их дети становились полноценными гражданами европейских стран, получая высшее образование, создавая семьи с обеспеченными европейцами, но в то же время духовно оставаясь мусульманами и членами уммы.
Глава 3
Ранняя в этом году весна. С тех пор как дочка Мокея начала работать и купила ему инвалидное кресло, он стал независим от близких. В последнее время у Мокея ко всем его несчастьям еще стали отказывать ноги, он с трудом передвигался по квартире, натыкаясь культями рук на какую-то мебель, рискуя опрокинуть что-нибудь стеклянное. Зинка, конечно, его за это не жаловала и, когда была дома, часто бухтела, а потом ставила стул на летней веранде и выводила Мокея посидеть на улице, подышать воздухом. Правда, Зинки часто не было дома, да и Татьяна, дочка Мокея, тоже все время пропадала в институте, и такие удовольствия, как посидеть на свежем воздухе и вдохнуть аромат приближающейся весны, ему выпадали нечасто. Зато теперь, когда Танька начала работать и появились дополнительные доходы, ему купили это дорогущее инвалидное кресло с мотором, и Мокей, освоив на ощупь маршрут из квартиры на летнюю веранду, стал самостоятельно выезжать и наслаждаться запахом улицы, теплотой еще не сильного весеннего солнца и щебетаньем воробьев. Вот и сегодня Мокею без каких-либо осложнений удалось выехать из дома и подставить мягким солнечным лучам лицо, устремив невидящий взгляд в голубое небо. Нет все-таки хорошо, что у меня есть дочка, подумал Мокей, она такая милая, такая добрая и всегда встает на мою защиту, когда Зинка, не на шутку разозлившись, начинает на меня орать.
Много раз Мокей пытался рассказать, кто стал виновником его несчастья, но даже специально придуманный Татьяной карандаш, который Мокей зажимал обеими культями, позволил ему написать на листе только Жека-Джура, а потом он что-то мычал, и из его глаз капали слезы. Мать Татьяны Зинка вспомнила, что был такой Жека, что он погиб в Афганистане, но при чем здесь какой-то Джура, понять не могла, может, еще один знакомый Жеки, который, как и он, приехал домой в свинцовом ящике. Пенсию Мокею определили такую мизерную, что едва хватало на хлеб, и, если бы не Зинка, хватавшаяся за любую работу, им вряд ли удалось бы выжить, но теперь все, есть дочь, которая начала работать, и жить станет легче, да и Зинка уже не та, возраст и тяготы в молодости изрядно подточили здоровье, и она все чаще и чаще стала жаловаться на боль в суставах и быструю утомляемость. «Жизнь такая непредсказуемая штука, – подумал Мокей, – наверное, я совсем неправильно жил, ну действительно, что можно вспомнить? Тюрьму, банду, большие деньги, а было ли в этом счастье, ради чего он оставил Зинку, даже не зная, что она ждет от него ребенка?» Когда его изуродовали, разве не та же Зинка, все простив, бросилась ему на помощь, каково ей было с ним покалеченным «обрубком», да с маленькой Танюшкой? Мокей еще надеялся, что друзья помогут, потому и вернулся в Ташкент, да где там… Хабиб купался во власти и деньгах, а Зинку отправил тюки тридцатикилограммовые из Турции таскать, а ведь, собака, пятки ему лизал, да и мало ли Мокей в общак внес, ну да ладно, бог им судья, главное, что есть у него дочка-красавица. Заслышав стук каблучков, Мокей заулыбался, это Танюшка из института пришла. Мокей узнавал ее походку сразу, вот и теперь она подошла и, прильнув к щеке своими сухими губами, чмокнула отца. «Ты посиди еще минут двадцать, а я пока что-нибудь приготовлю и покормлю тебя, – проворковала она, – а потом буду готовиться, у меня зачет».