Путь в Обитель Бога

Так вот где они обосновались, подумал я. Закрыться непроходимой Границей с трёх сторон не всякая община отважится, это всё равно что в ловушке жить, но то же самое место становится чертовски привлекательным, раз оттуда есть выход на Додхар. И секрет потайной тропы монахи будут оберегать ревниво, ибо одновременно с его раскрытием придёт конец и безопасности этой вооружённой шайки праведников.

– Давай за дело, Сол, – сказал я. – Мы спрячем оружие здесь, а потом вы пошлёте за ним своих людей.

Соломон сбегал к бывшему лагерю яйцеголовых, вернувшись оттуда с шестью ибогальскими плащами, снятыми с убитых. Завернув в них девятнадцать из двадцати двух попавших к нам разрядников, а также все мечи и лучевые трубки, мы зарыли увесистые свёртки неподалёку от приметного дерева. Хоронить клады под додхарскими деревьями одно удовольствие, поскольку их корни растут в основном вглубь, а не в стороны, и всё же пришлось повозиться. Яма требовалась большая, работать же приходилось змеевидными ибогальскими кинжалами. У меня нет привычки таскать с собой сапёрную лопатку. К чему она, если намного проще поставить на земляные работы Тотигая? Но сейчас он охранял наш покой, и отвлекать его ради рытья канав мне не хотелось.

Один разрядник я вручил Соломону на дорогу, два оставил в придачу к той паре, что у нас уже имелась. Так, на всякий случай. Продать по дороге или просто выбросить их никогда не поздно.

Когда мы закончили, с того места, где находились Орекс и яйцеголовый, донёсся первый стон. Ибогалы, хлипкие на вид, на удивление стойкие ребята, и считают недостойным показывать хотя бы малейшую слабость перед теми, кого они считают животными.

Сол побледнел, а я сделал вид, что ничего не слышал, и предложил ему подкрепиться на дорогу.

– Невоздержанность в пище отягощает дух, – возразил он. – Она и тело делает ленивым, а мне придётся идти быстро.

Тогда я сунул ему несколько галет с собой, не пожелав и слушать, что Господь пошлёт пропитание по дороге. Оно, конечно, почти всегда так и бывает, сказал я, но лучше иметь запас на случай, если у Всевышнего плохое настроение, или он чем-то занят, или вдруг решит припомнить тебе совершённые ранее грехи.

– Да будет на всё воля Божия, – согласился Сол, очевидно, расценив мою настойчивость как проявление этой самой воли.

Я проводил парнишку по тропе мимо Тотигая, чтобы у того не возникло вопросов, а когда возвращался, рассказал ему о нашей с Солом договорённости.

Услышав о монастыре и его предполагаемом местонахождении, Тотигай задумался.

– Уж не та ли это община, о которой рассказывал бродяга Хехой, – не то вопросительно, не то утвердительно пробормотал он. – Кажется, во главе её стоит самый настоящий провидец.

– А кто этот Хехой? – поинтересовался я. – Ему можно доверять?

– Это тот самый кербер, чьи когти висят у меня на шее, – ответил Тотигай. – И ему можно было доверять, покуда он был жив.

– Провидец, говоришь, – протянул я. – Ну, ничего страшного. Тот парень, который командовал в монастыре во времена твоего Хехоя, теперь мертвее чем сам Хехой.

– Но нынешний главарь ведь тоже чудотворец?

– Он не главарь. Он – Великий магистр. И не путай человеческую действительность со своими керберскими суевериями. Это ты можешь считать, что убив на Брачных боях соперника и пообедав им, наследуешь его силу. Но в то, что Иеремия унаследовал дар Иофама, я верю не больше, чем в то, что он мог повесить когти бывшего настоятеля себе на шею.

– Я не помню, как звали того, о ком рассказывал Хехой, – признался Тотигай. – Но он говорил, что всем в монастыре заправлял созерцатель.

– Вот уж брехня! – возмутился я. – Созерцатели не становятся во главе общин. Они вообще сторонятся любых общих предприятий – с людьми ли, с нукуманами…

– Это был чёрный созерцатель, – упорствовал Тотигай. – Не такой, как остальные.

– Ладно, посмотрим, – не стал спорить я. – Нам нужно помочь раненому. Вылечить его мы не можем; сидеть возле него и ждать, пока выздоровеет сам, тоже не можем, а если потащим с собой слишком далеко, он долго не протянет.