Путь в революцию. Воспоминания старой большевички

Мария Ветрова, двадцатишестилетняя студентка, учившаяся на Бестужевских курсах, была связана с «Группой народовольцев». Ее арестовали в декабре 1896 года и содержали в Петропавловской крепости, в одной из камер Трубецкого бастиона, где впоследствии находился в заключении и Лепешинский. В один из февральских дней 1897 года Мария Ветрова, решив выразить свой протест против издевательств, которым ее подвергли тюремщики, облилась керосином и подожгла себя.

Ее самоубийство и упорные слухи о том, что она стала жертвой насилия, послужили поводом к бурным демонстрациям, прошедшим в Петербурге, Москве и Киеве.

На улицы Петербурга вышла революционная молодежь, неся впереди траурные знамена и портрет Ветровой. Гневно и торжественно гремела революционная песня «Вы жертвою пали в борьбе роковой».

Вместе с другими девушками с Рождественских курсов я принимала участие в этой демонстрации. Вместе со всеми пела и чувствовала, как меня охватывает неудержимая ненависть к царским палачам, замучившим насмерть молодую революционерку.

Демонстрация медленно приближалась к Казанскому собору, все время увеличиваясь в размерах, как вдруг из переулка выехала и поскакала навстречу нам конница. Вооруженные казаки заставили голову демонстрации повернуть к Манежу; а когда мы туда приблизились — ворота этого громадного здания раскрылись, и нас — тесня лошадьми и подстегивая нагайками — загнали внутрь здания.

Прошел час, другой… Мы продолжали оставаться взаперти. Но никто не падал духом. Песня сменялась песней. Слышался смех, но чаще — гневные возгласы в адрес угнетателей. Наступил вечер, прошла ночь, лишь к утру нас освободили.

Как потом выяснилось, помогло нашему освобождению ходатайство директоров учебных заведений Петербурга. В демонстрации участвовало почти все петербургское студенчество, и некому было бы на другой день заниматься на лекциях. Назревал скандал.

На меня эта демонстрация общей воли и силы произвела глубочайшее впечатление. Впервые я так ясно и ощутимо почувствовала, что такое народный протест, когда он объединен одним стремлением.

ЮЗОВКА И «КУЛЬТУРНЫЙ КАПИТАЛИЗМ»

Мои занятия на курсах шли между тем своим чередом. Я успешно сдала экзамены и перешла на четвертый курс. До окончания оставалось немного. Как раз в это время из Юзовки (это нынешняя столица Донбасса — Донецк) пришел запрос: просили прислать в одну из местных амбулаторий фельдшерицу на временную работу.

В традициях «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» было — изыскивать все способы для сближения с рабочими, находиться всегда в курсе их экономической и политической борьбы. Вопрос о том, кому ехать в Юзовку, решался коллективно. Товарищи сочли наилучшим послать меня, и — не скрою — это вызвало во мне чувство гордости. Единственное что меня огорчало — расставание с Лепешинским.

Впрочем, нашу вынужденную разлуку я старалась скрасить для него письмами и через товарищей сообщала ему о себе и о своих впечатлениях от работы и жизни в Юзовке. Часть писем того времени у меня сохранилась, и я приведу одно из них. Оно почти целиком посвящено положению рабочих на металлургическом заводе:

«…На днях мы большой компанией ездили осматривать Юзовский чугунолитейный и рельсопрокатный завод. Этот завод принадлежит англичанам. Я ехала туда в полной уверенности встретить всевозможные усовершенствования, ограждающие рабочих от несчастных случаев. Я полагала, что встречу там полное санитарное и гигиеническое благополучие. Но что это оказался за завод! Я видела много заводов, но ничего подобного мне не приходилось встречать — до такой степени все делалось там примитивным способом. Кранов и других подобных приспособлений для передвижения раскаленных болванок почти не существует. Только подумайте — пылающую болванку в 40 пудов перевозят два человека. Под полом находятся плавильные печи; и пол так горяч, что нельзя простоять две-три минуты. Мы боялись, что выйдем без подошв; всюду лежат раскаленные рельсы, листовое железо, и люди постоянно подвергаются ожогам.

Раскаленные болванки лежат чуть не на дороге и ничем не ограждены. Всюду ямы какие-то, в которые, как говорят сами рабочие, „мы часто окунаемся“. Затем там есть такое приспособление: довольно круто устроенный пол, он то поднимается, то опускается. На нем стоят двое рабочих, вооруженных железными копьями. Когда пол с рабочими опускается, уровень его соответствует отверстию между двумя валами, из которых на каждого рабочего выползает по чугунному раскаленному бревну. Рабочие набрасываются на него со своим оружием, а пол в это время поднимается, и рабочие проталкивают огненное бревно в отверстие между двумя валами, находящимися над первыми валами. Смотреть на эту картину страшно, и кажется, что два человека спускаются куда-то в глубину, и там на них накидываются огненные змеи, от которых они спасаются с помощью своих орудий и выбираются на поверхность, а затем снова опускаются, и таким образом они трудятся на протяжении 14-ти часов в сутки.