Путь в революцию. Воспоминания старой большевички

Ну, а я видела, что дни его сочтены, и лишь старалась сделать все от меня зависящее, чтобы помочь ему. Чем ближе к концу, тем более требовательным и раздражительным становился больной. Доминика, не отходившая от него, измучилась, извелась. Ее состояние было трудным еще и потому, что она ожидала ребенка. Доктор Арканов убедил Ванеева лечь в сельскую больницу. Уход за ним там был более регулярным. Анатолий согласился. Палата, в которую его поместили, оказалась чистой и светлой; больной был доволен.

Всегда при нем находились или жена, или кто-либо из товарищей, чаще других я. Владимир Ильич постоянно справлялся о Ванееве и в августе писал о нем своим родным: «Совсем плох, кровь идет горлом страшно сильно, отхаркиваются даже куски легкого… Анатолию дано разрешение ехать в Красноярск, но он и сам теперь не собирается»[3].

Тяжело было наблюдать, как погибает твой товарищ, которому ничем, в сущности, помочь не можешь. Уходя от него, я с тревожной надеждой думала: «Хоть бы не умер… Хоть бы еще пожил…»

Наступил сентябрь. Погода стояла не по сезону теплая. Ванеев наслаждался осенним солнцем. Иногда писал Ильичу бодрые письма.

Почти до последней минуты он говорил; и впечатление было такое, что он далек от мысли о смерти. Часов около четырех пополудни он попросил переменить ему рубашку. Доминика вышла в коридор. Предвидя скорый конец Анатолия, она сидела и горько плакала. Пришел Михаил Александрович Сильвин и присел неподалеку от Ванеева, на диванчике. Я находилась тут же, вслушиваясь в неровное, хриплое дыхание, все слабеющее. Потом оно вдруг оборвалось. Ванеева не стало…

Он был погребен как революционер: без попов и без ладана. На похороны собрались товарищи, приехал и Владимир Ильич. Гроб до могилы несли на руках, и нести было не тяжело — так исхудал и высох бедный Анатолий за время болезни. День был морозный. Погода как-то круто сменилась. Сыпал снежок. Над свежей могилой прозвучала речь Ильича. Он рассказал о короткой, но славной революционной жизни нашего боевого товарища и призвал продолжать его дело.

До сих пор трудно вспоминать без сердечной боли об этой безвременной жертве царского самодержавия. Немного он прожил: совсем молодым, почти юношей, сошел в могилу; но в сердцах тех, кто знал его, этот образ нравственной чистоты и доброты остался навсегда…

В письме к матери, от 11 сентября 1899 года, Ленин писал:

«…8-го IX умер Анатолий и 10.IX мы его похоронили в селе Ермаковском. Надежды на выздоровление не было уже давно, и в последнее время болезнь развивалась страшно быстро. Жена его остается пока в селе Ермаковском»[4].

Колония ссыльных собрала деньги на чугунную плиту своему товарищу. Надпись была составлена при участии Владимира Ильича, и он же заказал плиту на Абаканском железоделательном заводе.

В 1936 году, на могиле Анатолия Ванеева поставили памятник, в который вмонтирована и эта чугунная плита.

Вскоре после смерти Анатолия и в нашей семье случилось несчастье: тяжело заболела дочь. Две недели она находилась буквально между жизнью и смертью. Пантелеймон Николаевич переносил ее болезнь исключительно остро и моментами совсем падал духом.

В самый критический день болезни Оли у Доминики Труховской начались роды; и никто, кроме меня, не мог ей помочь. Я же опасалась заразить и мать и новорожденного дифтерией, которой болела Оля. Но Доминика еще раньше твердила:

— Я доверяю только тебе…

И я решилась.

После тщательной дезинфекции комнаты, где должны были происходить роды, а также всех вещей и инструментов, я помылась, надела белоснежный халат и приступила к своим обязанностям акушерки. Роды были нелегкими. На следующий день у жены Ванеева родился мальчик, которого назвали Анатолием. Мальчик был очень слаб, да и Доминика перенесла роды тяжело.

С нашей маленькой Олей неотлучно находился Пантелеймон Николаевич. Не раз вместе с ним сиживал бессонными ночами и Курнатовский. В хмуром выражении его лица, в грубовато-отрывистом разговоре трудно было уловить нежность к ребенку; но на самом деле не было сиделки более чуткой и внимательной, чем он.

В те трудные для нас дни я поняла, какими прочными узами связаны между собой все товарищи по ссылке. За состоянием Доминики Труховской и ее сына, за болезнью моей дочери с волнением следила вся ссыльная колония. Особенно заботлив и внимателен был Ильич. Он многократно интересовался здоровьем обоих детей и матери маленького Анатолия. Курнатовского, который в это время ездил к нему в Шушенское, Владимир Ильич просил сообщать ему о детях.

Маленький Анатолий был слабеньким ребенком и доставлял этим массу огорчений Доминике. Н. К. Крупская писала в это время в одном из писем: «На днях у нас был Курнатовский и рассказывал об ермаковцах. У Доминики родился сын, но больной — думают, заражен туберкулезом, сама она все хворает и тоскует очень».

С течением времени мальчик окреп. Поправилась и наша Оля. Подходил к концу 1899 год — последний год нашей ссылки.

БУДНИ МИНУСИНСКОЙ ССЫЛКИ