– Пойдем, – Даша позволила обнять себя и как-то не заметила, что шаги их, поначалу не отличавшиеся от торопливых прохожих, становятся все медленней; потом они замерли вовсе, а Ромкино лицо оказалось совсем близко. Дальше все поплыло, потому что Даша закрыла глаза. Если б могла, она б заткнула и уши, и нос – зачем они, если все пять чувств переместили свои рецепторы на губы и кончик языка?..
– Только никаких проституток, слышишь? – прошептала она, когда вновь вернулся шум улицы, вновь возникли непоколебимые громады серых домов и в нос ударил запах выхлопных газов. В эти слова она вкладывала новый, особый смысл –
Они молча пошли дальше и снова остановились, норовя, вопреки всем законам, объять необъятное, но тут очень вовремя появилась маршрутка.
– Иди, – Рома ласково подтолкнул Дашу в спину, и та послушно залезла в салон. Повернула голову, стараясь подольше удержать в поле зрения фигуру, махавшую ей рукой, но грязный синий автобус лишил ее даже такой мелочи. По инерции Даша продолжала отрешенно разглядывать прохожих, но больше никто не привлек ее внимания. Она подумала, что серая зима максимально отвечает ее настроению.
Даша страдала, с удовольствием перебирая свои ощущения, сравнивая их с тем, что видела в кино, в «Доме-2», слышала от подруг, и радостно констатировала, что наконец-то влюбилась! Это было совершенно новое состояние, и она пыталась отдаться ему полностью; она барахталась в сладостной боли, учась плавать – то погружаясь с головой, и чувствовала себя самой счастливой и самой несчастной одновременно, то выныривая на мгновение, чтоб убедиться, что мир остался прежним, и все это даровано только ей одной.
В какой-то момент Даше показалось, что она достигла дна своих страданий, что глубже нырнуть уже невозможно, и тогда оказалось, что там, на дне, темно и скучно. Даже мечты о будущем, блестящими рыбками сновавшие вокруг, остались где-то у поверхности, и лишь бесконечно длинные липкие водоросли одиночества и томительного ожидания опутывали ее, не пуская к свету. Может быть, этот перелом в ощущения внесли три девчонки с пивом, заразительно хохотавшие на одной из остановок; пока маршрутка высаживала пассажиров, их отделяло от Даши лишь тонкое стекло… и целая эмоциональная пропасть. Невольно напрашивался вывод: как же невыгодно она отличается не только от этих девчонок, но и от себя самой – такой, какой нравилась себе.
Маршрутка тронулась, девчонки исчезли, но Даша уже выползла на берег своего моря любви; стряхнула прозрачные, будто слезинки, капельки, вдохнула привычный, отдающий парами бензина воздух и оглядела «пляж», состоявший из песчинок-людей. Обычно мужчины взирали на нее с жадным восхищением, цепляясь взглядами за колготки и карабкаясь по ним в тайный грот, скрытый под коротенькой юбкой, а сейчас даже «ботаник», сидевший напротив, которому, по жизни, предназначалось только мечтать о таких девушках, безразлично скользнул взглядом по ее кислой физиономии и отвернулся.
Даше тут же надоело страдать. Да и кто сказал, что в этом есть хоть малейший смысл?