Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

— С утра вызывайте насчёт подготовки, — и перед тем как выйти, ловлю тень улыбки на лице Мясника. Тоже догадался, скотина.

Всё-таки это и правда довольно просто.

* * *

— Раньше их было больше. Теперь и морские не все видали. А кто из сухопутных… ха.

По небу разбросались синие тени. Будто волны далёкого моря.

Старая Пиратка смотрит на них. Перед тем, как кинуть в меня парой фраз. Или извлечь из губной гармоники несколько пронзительных трелей.

Я стою по колено в воде с ведром мелкой рыбёхи. Подкидываю лакомства нашим лошадушкам.

Гиппокампы брызгаются и шалят.

— Поэты эти твои… в стихах, небось, истрепали. «Поёт как сирена». А настоящих считают легендами.

Ви-а-а-а-а! Уи-и-и-инк! Гармошка поёт как снасти. Как ветер. Как пропитые голоса моряков на корабле — «Навались, навались!»

— Море раньше было другим. Опасным. Жадным. Левиафаны, морские змеи, и яртуги — многоноги со щупальцами. Морские скортоксы, огненные медузы… и эти.

В песне гармоники — сладкозвучные трели. Погружают в восторг. Стирают всю тебя.

— Рифы ими кишели тогда, да и просто острова и скалы… В старых песнях услышишь — будто бы нападали на корабли. Приманивали к себе, на отмели. Потом выпивали кровь моряков, пожирали тела. Чушь это всё. Сирены питаются рыбой. Крабами. Чаячьими яйцами. Не станут жрать такую дрянь, как мы.

Ртури-озорница плещет хвостом. Норовит выхватить рыбёшку побыстрее. Её брат Ормах обиженно фыркает рядом — он по характеру поэт и меланхолик.

Старая губная гармошка наигрывает боцманские сигналы из прошлого. Тревожные — наверное, впереди острова сирен.

— Они просто пели, как видели корабли. Кто там знает — может, от радости пели. Подружиться хотели, услужить. Гиппокампы вот из воды тебя вытащат, ежели за борт свалишься…

Протягивает старую, выдубленную ветрами и снастями руку. Ртури ныряет под неё. Ластится, шею подставляет под похлопывания.

— … а сирены поют. Поют вообще от всего. Только вот песня у них зачаровывает. Погружает в стирающий память восторг. Моряки поворачивали корабли — так хотели послушать ближе. Вот и разбивались.

Хитрущий Реней всплывает со дна реки, весь тёмно-бирюзовый в вечерних тенях. Кладёт мне на ладонь большую ракушку. Ну, как тут не отблагодарить.

— Потом пришли Водные Войны. Тысячу лет назад это было. Ходить в море стало опасно, вот люди и решили его очистить. Кого истребили напрочь, а кого просто меньше стало. Сирен ещё оставалось много — ими тогда преступников казнили. До постройки тюрьмы на Рифах.

Глаза у Пиратки — штормовое небо.

— Да… высаживали на острова или на Рифы… А те запевали их до слюнявого блаженства. Вечного восторга и беспамятства. Иногда и до смерти. Всем в назидание. Потом уж решили тюрьму сделать — и зачистили Рифы совсем. Терпенея-водоросль, говорят, неспроста стала красной. Все Рифы были в крови.

Фреза делает перерыв, чтобы бросить в вечернее небо ещё сколько-то пронзительных распевов гармоники.

— В зверинцах они были, точно. Ещё лет триста назад часто встречались. Мода, что ли, какая была. Отсюда пошла легенда про сбежавшую сирену в Аканторе, которая добралась аж до башни Кормчей, к самому Камню. Будто бы её кровь окропила Камень, а песня впиталась в него. С тех пор он и выдаёт Дар Музыки. Ну, по другой-то легенде — сирены и не просто твари, а певчие самой Перекрестницы. Устали, мол, скитаться с хозяйкой, да влюбились в морских юношей из свиты Глубинницы. Пошли за ними, а Перекрестница за предательство обратила своих певчих в бестий. Так и остались они привязанными к скалам — и всё своих этих возлюбленных зовут. А Перекрестница новых певчих захотела в свиту — потому камень и выдаёт такой Дар, только очень уж нечасто…

Знаю я все эти легенды. Мне обо всём морском Морковка по сотню раз мозги ещё в детстве проконопатил. Но перебивать неохота. Ноги начинает ломить от холодной воды –подкидываю лошадушкам последних рыбёх, выбираюсь на берег и растираю икры.

— А последняя певчая, бают, от своих отстала. Предала, стал быть, и госпожу, и подруг своих. Так с той поры и стала банши — вестницей смерти.

Фреза исторгает из гармошки тягучие, пронзительные трели. И покачивается, как тростник.

— Да… ну, к моей молодости уже и в зверинцах не было. Опасно это стало считаться — с «прорывами» пошло, вот дрессировщики и не брались. Да и сами те стали осторожнее — добыть трудно. В Велейсе Пиратской, слыхала, были отчаянные… чем кончалось такое — не слыхала. А уж острова тех корабли старались обходить подальше.

— А ты их видела хоть раз?

— Видела, слышала. Издалека много раз. Попадёшь в шторм, понесёт так, что ускоряющие кристаллы и щиты не справляются… ну, и гонит в ту сторону. И вблизи было… два раза.

Откладывает гармошку, поглаживая темной, сморщенной рукой. И начинает раскуривать короткую трубочку.