– Лайл. Если бы ты хотел причинить человеку боль… что бы ты сделал?
Теперь я понимаю, Гриз. По лёгким тропам так легко ходить. Но все тропы варгов и тех, кто рядом с ними, тяжкие, да? Приходится принимать страшные решения.
– Ну-у-у, один мой знакомый сказал бы, что нужно метить в эти, как их? Уязвимые точки.
Он сказал бы, да. Знакомый с въедливой, ослепляющей улыбочкой, на которого я никогда бы в жизни не хотел походить. А ещё он сказал кое-что мне. Что у меня есть тёмные стороны. Нет, не это.
– Прости, Лайл.
Прости меня, Лайл, я знаю. Ты сам рассказал мне. Наверное, я мог бы вспоминать и гадать, и притворяться, и выискивать в твоей памяти — образы кузена, и дочери, и бывшей жены… Но вышло так, что ты рассказал мне сам.
На Корабельный день.
– А? Что ты сказал, дружище?
– Это всё из-за тебя, — я встаю, делаю шаг, и твержу себе, что это игра-игра-игра, и мне нужно почувствовать злость, ненависть, что угодно — к Нэйшу, к Тройоло, к твари, которая под нами, до прихода которой осталось уже совсем немного. Почувствовать и перенаправить. — Мы сейчас можем провалить задание. Или погибнуть. Или сойти с ума. Из-за тебя. Потому что ты ничего мне не сказал. Потому что позволил ей забирать себя. Потому что ты струсил. Опять. Как всегда.
Нужно чеканить каждое слово — пусть звенят в комнате, полной синеватых призраков сумерек. Пусть тенями ложатся на испуганное лицо Лайла, который теперь подался назад.
– Потому что ты ведь всегда так поступал, да? Проще сдаться. Проще выбрать не себя. Прыгнуть на другой корабль, потопив предыдущий! Какая разница, что будет с другими? Тебе проще выбросить самого себя, сбежать от себя. Только чтобы не смотреть в лицо правде, да⁈ Только чтобы забыть, что на самом деле — ты ничтожество, которое разрушает и портит всё вокруг себя! Губит всех вокруг! Как это было с твоими товарищами на Рифах! Как это было с твоими товарищами из Гильдии! Как это было всегда и со всеми, кто доверял тебе!
Мне приходится повышать голос, потому что я перекрываю свой собственный, внутренний. Тот, который молит меня остановиться, а его — не слушать, потому что безмятежное лицо Лайла коверкает гримаса страха и ярости, и вздёргивается губа в опасном оскале — обнажая резцы, и это тоже напоминает тот рассказ, из Корабельной ночи. И я не могу остановиться — тёмное, вязкое и дрянное поднимается внутри меня, весь страх и вся тревога, накопленные за все эти дни. Стискиваю его за плечи и нависаю над ним, будто поднимая что-то тяжёлое, что нужно обрушить и раздавить.
– И если ты не опомнишься! Если не вернёшься сейчас! То всё будет как всегда — ты спрыгнешь, а мы утонем, мы все утонем здесь, когда она придёт, слышишь⁈ Из-за тебя, крыса!
Мгновение его глаза кажутся чёрными провалами — и мне кажется, я вижу… бушующее море, накренившийся над бездной корабль с горящими парусами, «Из-за тебя, крыс-с-с-са!» — и прыжок в ледяную, кипящую от ярости «костоломки» воду.
Потом он моргает. И шепчет едва слышно:
– Артефакт от прослушки разве активен?
А потом в коридоре отдаются шаги.
Глава 4
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Утренний обход начинается с блюющей гарпии Маски. Заканчивается Крысоловом. Примерно одно по моему личному буэтроному.
— Госпожа Драккант, нам необходимо погово…
— Повестка.
— Сами понимаете, поместье Гюйтов…
— Спросите Мясника.
— Ваш отказ сотрудничать выглядит подозрительно!
Хватаю грабли, отворачиваюсь и имею в виду всех законников в Кайетте.
Тербенно после истории с сиренами таскается в питомник как на работу. Впору на должность приглашать. Отпугивать шнырков-вредителей подозрительной рожей. Ипостоянным мельтешением.
Теперь, конечно, увязывается вслед. В дюжинный раз зудит о том, что нужно восстановить картину. Что есть моменты, которые не стыкуются. Что показания слуг очень странные. Что ему необходимо задать мне несколько вопросов про сирен, а так как я специалист…
Говорил Пухлик, что будут с этим проблемы. Жаль, нельзя было забросить и законника к сиренам. Чёртовы Гюйты, как серные козы в период гона: не сдохли, а вони на всю округу. Принцесска до отъезда в психушку ходил, будто его опустили в его же стихию. С Грызи мы поссорились всерьёз, потому что её угораздило ляпнуть мне: «Я понимаю, что ты была вне себя. Но ещё одно такое решение — и я закреплю за тобой должность устранителя». А мне угораздило ляпнуть: «А что, этот уже не удовлетворяет?»