Мы никогда не знаем, кто это. Ближе к зрелости учишься понимать — родился кто-то или умер, и только наставники да старейшины могут услышать — кто и как. И то, наверное, не все. А если и все — они не делятся знаниями: сосредоточены на поиске новых жизней. И потому ты оплакиваешь ушедших на вечные тропы — тихо, с осознанием, что завтра оплачут тебя…
— Вернулась в общину через пару месяцев… В общине было уже всё неладно. Крелла мало говорила об этом. Очень боялась. Роаланда Гремф обратила своих ближайших учениц в кровавых варгов. А после и едва ли не всю общину. Некоторые бежали. Единицы.
Когда касаешься истоков — всё становится яснее.
— В то десятилетие… я помню, было много… это были не рождения, да?
— Не рождения.
Может быть, кто-то из кровавых варгов не вынес своей судьбы. Роаланда говорила — «не всем дано вместить». Или она обращала в Кровавых насильно?
— Куда они подевались на двадцать лет?
— Кто знает. Может, учились Дару-на-крови. Резали людей. Устраивали кровавые ритуалы. Ты мне скажи — раз ты говорила с Роаландой. Где она была и зачем выползла сейчас. Чего они хотят и для чего сманивают…
Он душит последнее слово прерывистым вздохом. Кидает косой, досадливый взгляд. Злясь на себя за откровенность.
Потому что Гриз, уж конечно, не пропустит такой отговорки.
— Ты говорил — они ходят к вам. Но едва ли в открытую, верно? Едва ли ты бы допустил…
— Ты сама дала ответ — как такие как ты могут прийти в открытую. Открыто они приходили один раз. Показывали… свою силу. А мы даже не могли выдворить наглых тварей: наши звери не давали нам к ним подойти, не слышали… Разве что стрелять, но это бы значило — преступить свои же законы. Те… несли чушь насчёт того, что качнулись чашки весов. Что что-то близится. Что никому не дано остаться в стороне и пора выбирать. Но они ходят тут. Выслеживают наших, обрабатывают поодиночке.
Смыкает губы — как тяжкие ставни. Чай остывает под локтем у Гриз. Мотки волоса единорога серебрятся возле брошенной прялки на столике в углу.
— Я так понимаю, Корди сейчас не в Ирмелее.
Смешок Джода Арделла — раздражённый, усталый.
— Хестер рассказывала, да? Скольких назвала? Только последних? На самом деле их больше. Ушедших. Наши все… говорят ей то, что у них в прощальных записках. Или то, что им лгу я. Сами они никогда не говорят — куда. К Кровавым или к этим, вторым. К тому, кого называют Истинным.
— Я говорила с Олли…
— А. Ей запудрил мозги он? Хорошо. Думал, Кровавые.
Голос — подчёркнуто равнодушный. Минус ещё одна дочь, — вертится на языке, но нельзя, ещё не обо всём поговорили.
— Стало быть, эти к вам тоже ходят.
Молчание. Достаточное — чтобы сделать выводы. Кровавых закрытием общины не удержишь, значит, закрыта община больше из-за посланцев Истинного. Отсюда и запрет на связь через воду. Ведь таким посланцем может оказаться кто угодно. Бывший друг из другой общины, твой же сын, уходивший на сев…
Община в осаде.
— Тоже несут чушь? Олли говорила про варга-феникса, про гармонию между животными и людьми, о возрождении рода варжеского… — Она перестаёт загибать пальцы под тяжким взглядом отца. — Согласна, звучит так себе. Плюс все эти тайны. Но силы у него действительно есть, и это точно не варг-на-крови. Тут что-то странное — знать бы хоть его возраст. Роаланда что-то знает об этом варге, говорит — он не Истинный.
— Ты веришь Кровавой?
Гриз отмалчивается. Пытается различить в знакомом голосе мельчайшие оттенки. Как запахи — в ветре. Горечь, обида, ревность… оскомина отвергнутого?
— Может, он и Истинный. Может, впрямь рождён привести варгов к возрождению. Осуществить миссию. Только вот не всем есть место рядом с ним. Я хотел с ним встретиться. Распознать. Ибо если это тот самый Истинный, Десятый Элементаль… разве я не узнал бы его? Разве не понял бы? Вот только он отказался. Его посланцы сказали — он собирает лишь чистых душою. Тех, кто в древние времена могли бы ходить в пламени. Он решил, что может поставить себя выше нас. Бросить в лицо обвинения, будто мы…
Он отворачивает лицо к окну совсем, не давая ей ни полвзгляда. Что там был за разговор, отец? Какие обвинения прозвучали — что ты закрыл общину и не желаешь даже вспоминать? Только комкаешь что-то в воздухе, словно сорванный лист — разорвать да выкинуть…