Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 1

Но зелень прорастает в огонь — исподволь, проходя через пепел. Опаляет листву, но упорными, уцепистыми стеблями лезет вверх, хватает усиками, прижимается душистыми побегами, обволакивает шёпотом: это не ты, не ты, не ты. Вспомни мою ладонь на твоем гребне, и как ты робко фыркнул пламенем после лечения, и как жаловался мне на слишком тесную клетку, так что мы договорились, что ты никого не тронешь, а тебя переведут в просторный загон. Вот он — ты-прежний, навсегда внутри меня, как я внутри тебя, потому что мы неразделимы, так услышь же, коснись же, вспомни — какой ты…

Нити звенят и пахнут соленой, упоительной жидкостью, как те, которые загнаны в ловушку, ловушка — это хорошо, потому что они теперь мои, кровь, кровь, добыча, не мешай мне, нет, не мешай, клеток больше нет, а есть только эта, которая внутри, она помеха, помеху нужно убрать, нужно… крови… нужно…

Виверний делает ещё шаг. Тяжкий — вминая когтистую лапу в пепел, грязь и остатки травы. Вязкий — будто остатки травы вдруг поднялись и заплели ему лапы. Недовольно хлещет хвост: готов ударить, если кто-то из добычи вдруг осмелится помешать…

Гриз видит собой-оставшейся Кейна и остальных. Осевшую в обмороке у ограды даму — из-под задравшейся юбки смешно торчат кружева панталон. Мальчишку-вольерного, который бездумно, тонко завывает на карачках. Вспотевшего парня постарше, рядом с Далли: ладонь выдвинута в жесте Холода, а зубы стучат, будто холодно ему самому…

Самого Далли — на лице растерянность, ладонь с Печатью вознесена точно так же, для установки щита. Он решил страховать? Нужно было бы сказать — уходите, вот теперь, пока я держу его изо всех сил, потому что я не знаю, получится у меня или нет…

Но силы уходят на слияние сознаний. На то, чтобы держать. Вцепляться и тащить назад, из дикого, бездонного, кровожадного омута. Шептать бесконечное: мы вместе, это не ты, спокойно, спокойно… Вновь и вновь прорастать туда, в огненно-алый кокон со сладковатым запахом, дрожащий и звучащий жаждой крови. Иди, иди, иди, шепчет кокон, — она мешает, значит, она тоже жертва, так давай, сожги её, или растерзай её, дава-а-а-ай…

Йенх выпускает на волю рык — и заносит лапу, чтобы смести ничтожную преграду, и в глазах его плещется пламя, да нет, прорастает зелень, и как можно ударить, если она — теперь он, а он теперь с ней. И он поднимает лапу… нет, стоит спокойно, чуть подняв подбородок, а на щеке, кроме солнечных точек — еще полоска от сажи, то есть нет, он скалит клыки…

И там, в коконе бешенства, в восторге безумия, мелькает слабое сомнение, воспоминание… Запрет.

Надо крови, крови… но крови нельзя, эту кровь проливать нельзя…

Стадо не может пролить кровь своего пастуха.

Но нити звенят и дразнят, и щекочут, и ведут, и они говорят, что запретов совсем нет, уж как-нибудь обойдем и этот, нужно только убрать изнутри привязчивый шепот, он мешает, и нужно быть не вместе, и надо… не кровь, а пламя, да, пламя, глотка уже напряглась, давай же — и преграды не будет, она тоже жертва…

Стой.

Жертвы же не могут приказывать…

Стой, — стучит сердце… два сердца. Вместе. Стой. Стой. Стой. Это не ты. Ты не можешь. Ты не такой. Стой, стой, стой, стой…

И среди алых опьяняющих, зовущих нитей, кто-то встряхивается и просыпается, откликаясь на строгий голос внутри. Мгновенное касание разумов, растерянность: что я хочу сделать? Нет, стой, стой, это не я…

Виверний взревывает раздраженно и недоуменно, пятится, приседая на задние лапы. Фыркает пламенем в воздух, поджигает ещё не подожженные кусты, и огонь начинает плясать между деревьями, на досках, всюду…

— Боженьки! — стон Кейна Далли, огненный выдох задевает его на излете, бьется в двойной щит холода… щит становится одинарным, парень-вольерный, вскрикнув, трясет правой ладонью… но все живы, и никто не попал под огонь виверния напрямую…

Жар касается щёк, огонь вокруг запевает сумасшедшую песню в такт алому бешенству, а Йенх теперь пытается уйти в пламя, трясет головой — лишь бы не смотреть ей в глаза, лишь бы освободиться. Потому что она слабеет: вокруг слишком жарко, и трудно дышать, валятся на землю, прогорая ядовито-алым огнем какие-то сучья, огонь течет кровавыми ручейками по траве, норовит ужалить щиколотку…