Тропа становится шире, и теперь он идёт с Гриз бок о бок. И от того, что они почти сталкиваются плечами, она чувствует себя странно неловкой – но живой, и тёплой, а от его голоса растворяется тряская, жадная, алая паутина перед глазами. Становится легче дышать и думать.
Янист Олкест потчует её легендами – почтенными, обомшелыми, пахнущими пылью. Но клубы воздуха, которые рвутся у него изо рта, похожи на маленькие вопросительные знаки.
Вопросов вокруг Яниста становится больше.
Здесь нужно говорить долго. Рассказывать о дежурных вечерах наедине с Водной Чашей – когда сидишь, обняв за шею Морвила, и глядишь в огонь, и ловишь бирюзовые блики, блики, блики – но вода в чаше спокойна, в ней не появляется ничьё лицо. Нет ответа, или ответы уклончивые и невнятные: слышали, знаем, отношения не имеем, а ты зачем спрашиваешь?! Может, она была недостаточно настойчива. Может, ей следовало не пытаться связаться с общинами или другими ковчежниками, а попросту вышибить им дверь с ноги. Ворваться в стиле Мел, махнуть кнутом и заорать: «А заткнуться, вы хоть понимаете, что творится?!»
Она сама не понимает – что творится, но может – нужно бы уже наконец сделать это.
В голосе Олкеста – живое сочувствие. Он ведь был там,
Олкест делает такое движение, будто хочет взять её за руку.
Впрочем, это ей, конечно, просто кажется.
ПЕРЕКРЕСТЬЕ. СТРОКИ И СНЫ. Ч. 2
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Строкам в дневнике тесно. Толкаются, как скупые покупательницы на рынке. Пытаются выхватить новость поважнее, побольше: Зимняя Травля, бешенство в лагере, женщина-варг крови. Пастырь и феникс. Сотня погибших.
В строках нет места Янисту Олкесту с его заступничеством или рассказами о древних легендах. Или веснушками.
Гриз сажает на страницу кляксу. Вздыхает, двумя мазками превращая её в тёмный зёв то ли пещеры, то ли подвала. Смотрит на пальцы – огрубевшие, покрытые рубцами и ожогами, Аманда сочувственно цокает языком и предлагает «отличную мазь для бархатных ручек, ай, девять поколений моих бабушек пользовались!» Может, стоит взять?
«Месяцы безумия» нынче пришли что-то рано. Может, просто слишком много весны в воздухе. Вот все и сходят с ума по-своему: Сквор внизу, изнывает от страстных воплей, варги крови натравливают животных на охотников, Пастырь с фениксом охотников спасает… Весна стучится в виски, и нужно оттолкнуть её крылья, сосредоточиться и подобрать слова. Идти дальше по своей памяти, как по узкой крепостной улочке.
От алой паутины на белом снегу – к бессмысленным глазам и воплю: «Освободи!»
* * *
«Надо попасть к Водной Чаше, – твердит себе Гриз. – Предупредить остальных варгов о Зимней Травле. Связаться с общиной. Надо…»
Дела её не слушают. Выпрыгивают неизвестно откуда, будто озорные щенки. Вцепляются в рукава, в штанины, тащат – мне! Нет, мне!! И носятся вокруг, ошалелые.
Успокоить единорогов, которые решили обидеться на Вулкана. Нет, сперва поговорить с той мамашей – спрашивается, куда она смотрела, пока её отпрыск хватал койну за хвост?! Потом ещё посетители, и нужно поговорить с Лайлом – хватит ему торчать на попойках у Лортена. Мел и Йолла не справляются с перевязками. Ещё выяснить, отчего стимфа теряет перья…
Гриз засучивает рукава – и набрасывается на дела с ожесточением. Распихивает кое-как, перед вечерним кормлением выскальзывает из их цепких лапок и спешит в свою комнату. Озираясь по пути: вдруг опять налетят?
Хаата возникает на пути внезапно. Поднимается из тени корявой яблони – лица не видно из-за грубого шерстяного капюшона.