Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3 (СИ)

Она всем говорила, какая я никчёмная: соседкам, и молочнику, и жрецам в храмах. И Аманде – когда тринадцать лун назад мать решила устроить «семейный выезд в зверинец при питомнике». Аманда просто попалась на пути – шла куда-то с кофром. И это она сказала маме, что у меня – редкий «Дар Перекрестницы», ни у кого такого нет, и я смогу хорошо разбираться в травах и зельях (она ещё прибавила это своё красочное, как у всех нойя – «травы ведь тоже спят» или что-то такое). Мать ещё три дня думала и узнавала, а потом решила, что с меня будет хоть какой-то толк, если стану травницей. И отдала в обучение к нойя. Просто вытряхнула, как вредное насекомое из дорогой шубки. Отец не возражал, и они с братьями и сёстрами даже не написали мне ни разу.

Иногда я хочу написать им сама. Рассказать обо всём. Что Аманда учит меня пользоваться Даром – вслушиваться в сны и взывать к теням, как она сама взывает к травам. И что иногда я придумываю зелья – они приходят, будто сны, разные рецепты ткутся из теней трав, это страшно и интересно. Только когда я пытаюсь их составить – часто что-нибудь идёт не так. Аманда говорит – я чутьё не слушаю, и слишком боюсь. Боюсь и стесняюсь, и от чужих взглядов у меня всё падает из рук – я – неловкая, неразговорчивая тень этого дома…

Но это днём. Ночью моль превращается в волшебную бабочку, будто в сказке. Моя комната самая дальняя по коридору, и я дожидаюсь глубокой темноты, чтобы превратиться. Отращиваю радужные крылья из снов и шагаю в коридор. Плыву тихо и медленно, а тени радуются мне и приглашают в прогулку. И сны играют в воздухе, переливаются, обвиваются друг вокруг друга, и если кто-нибудь увидит меня в коридоре – то, конечно, решит, что я тоже тень, а может, сон.

Тень, который ходит по вашим теням, и сон, повелевающий вашими снами. Это как в самой сказке о могущественной чародейке Инилии, которая могла являться людям во снах. Я пока что не могу изменять сны или навевать их (Аманда говорит, смогу со временем). Но мне хватает и этого. Видеть и знать их тайны, их изнанку, касаться их ладонью – и окунаться в память, в мечты, в их чувства. А потом улыбаться их жалостливым взглядам днём – только когда они не видят, конечно.

Рядом с моей комнатой – комната Аманды, и возле неё полно снов – душистых, сладких, тягучих и томных. Аманда сама настаивает, чтобы я чаще практиковалась: «Смотри в мои сны, сладенькая, главное – никому не рассказывай, что ты там видишь, а то, пожалуй, мне придётся всех поить настоем беспамятников!» Сквозь её сны прорастают и шепчут травы, там много костров, песен и плясок возле них, а ещё губ, прикосновений, сплетения нагих тел, и от этого иногда становится стыдно и сладко внутри. Её сны будто бы голые, они совсем бесстыдные, и там можно встретить тех, с кем она была, или тех, кого хочет, и на её сны часто хочется набросить покрывало – слишком открытые, яркие…

Но я не поэтому редко касаюсь её снов. Боюсь. Не снов, а её саму – наставницу и благодетельницу, выпечка-вязание-травы, улыбки и песни… Потому что она только кажется добренькой и сладенькой, и даже сны её лгут, а на самом деле… на самом деле она похожа на другие свои сны, которые приходят под утро. Там ей на руки брызжет кровь, и хрипит, умирая, кто-то от яда, какой-то человек стоит на коленях и умоляет её простить. Она вся – ложь, даже её обычные сны, и её красота – тоже сплошное притворство. Просто никто не видит, что на самом деле за её фигурой, и волосами, воркованием, яркими шалями – яд.

Однажды за варкой зелий она рассказывала легенду своего племени – лейра Пёстрой Ленты. Будто бы упала лента-змея из волос Перекрестницы и услышала песню красивого юноши, поползла к костру и захотела стать прекрасной девушкой – и это были основатели лейра. Тогда я поняла, на кого она похожа. На эту девушку, которая внутри так и осталась змеёй.

Мне противно брать из её рук печенье – кажется, что в нём чешуя. Но я всё-таки беру: нельзя, чтобы она догадалась.

Чуть-чуть дальше и напротив по коридору – комната, где живут Гроски и Олкест. Сны Гроски тянет к полу – они налиты темнотой и серой водой. Раньше они были интересными: города, воздушные корабли, таверны и драки, рыжеволосая женщина, маленькая смешная девочка, тренировки в учебке законников. Ещё были кошмары, их смотреть было интереснее всего: Рифы, корабль с горящими парусами, крики и треск досок – всё как в страшном романе.

Теперь совсем не так интересно, но я всё-таки призываю сон к себе на ладонь: может, повезёт? Нет, опять: темные тоннели, и по ним идёшь-идёшь, будто ищешь кого-то, а следом что-то длинное волочится, будто бы хвост. И тыкаешься в стены, а выхода не видно, а за стенами скребутся и топочут – там погоня. А Гроски всё идёт и теперь он кого-то тащит за собой, сжимает пальцы, тянет изо всех сил: «Давай, давай!» – а рука этого кого-то выскальзывает, и стены начинают сдвигаться…

Я уже решаю, что прогулка не удалась, но тут стены сжимаются, и Гроски соскальзывает в другой сон.