– Можем навредить! – яростно отдаётся слева. – Не когда она там! Они там сейчас вдвоём, в сознании каждого, понимаешь?! И если мы хоть что-то нарушим…
– Что ж нам, так и стоять, на эту сволочь пялиться, – шипит Мел, и я знаю, что она сейчас сжимает свой атархэ, хотя я совершенно на неё не смотрю.
Я стою позади Гриз и готовлюсь – подхватить и удержать, в случае надобности. Я должен – быть здесь, и ждать её, и прикрывать, и ничего не делать, глядя на жуткую картину: две варгини застыли друг напротив друга, и неподвижная свита животных, и кровь на земле…
–
Держусь.
Невыносимо хочется махнуть рукой Аманде – давай! – и закрыть окровавленную ладонь одной варгини повязкой, разбудить её, вернуть, прекратить… Я не знаю, смогу ли я удержаться, если что-нибудь пойдёт не так. Не знаю, сколько смогу удержаться от того, что в книгах называют опрометчивыми поступками.
Потому что она там, захлёбывается в алых волнах чужого сознания, одна, совсем одна…
Нет, – поправляю я себя. Не одна.
Где бы она ни была – мы вместе.
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Она разодрана, размазана, распята между чужими сознаниями. Разделена среди бестий, у которых нет больше своего «я» – только, нутряной зов холодной трясины, алая зыбь, бесконечное: «Крови, крови, крови». Гриз падает, захлёбываясь, в их сознания, и пытается добраться до боли, до живого, взывает к своей крови, огненному смеху паутины, но паутина шипит и гаснет в ледяной чешуе, и густая топь глушит крики. Холодное, солёное наползает грузно, совсем немного – и она растворится в этом, останется только тело без разума.
Вздох – и словно собраться из частей, перестать распылять себя между бестиями. Ещё вздох – и открыть глаза в зыбком мире, где не бывает зрения и слуха, где только пронзительно пахнет кровью.
Бескрайняя чёрно-алая топь. Корка тины, стеклистые прожилки льда, редкие кочки, вот-вот уйдут под воду. Только вот это не вода. Вязкая масса мелких льдинок шипит, потрескивает, ползёт вперёд. Кровавое, колючее, липкое тесто. В нём увязли фигуры бестий. Облеплены щупальцами, клейкими, красными, щупальца чуть пульсируют. Тянутся к ногам исполинской фигуры посреди топи. Скользкой, обнажённой до мяса и сосудов – и сосуды словно выходят наружу, прорастают в топь, становятся тем, что обвивает зверей.
«Что ты сделала с собой, что это такое?!» Гриз глохнет от своего внутреннего крика, улыбка повелительницы здешней топи обжигает холодом.
– Моя сила. Моя Охотничья Погибель. Истинный, высвобожденный Дар!
Кровавые вены-щупальца вросли в зверей. Впились в сердца, в головы. Прощемились под шкуру и перья. И стоит чуть шевельнуть их – марионетки приходят в движение, вокруг трёх фигур… трёх жертв, которые смутно виднеются из этого мира.
«Остановись!» – кричит, надрываясь, Гриз, но Крелла только смеётся, заставляя зверей танцевать вокруг нойя, и мага Вод, и девочки-Следопытки.
– Останови меня ты. Иначе погибнут не только они. Избавься от сомнений, сестра. Стань выше.
Стать выше. Привычно облечься в стены, в старинные башни, в форты и бойницы – затворить ворота, и устоять.
Хохот и шелест вязко накатывающих волн глушат, падают на стены одинокой крепости. Хрупкой крепости, воздвигшейся на болотах, той, внутри которой… что?
– Освободи себя-настоящую, сестра! Освободи – и ударь меня, и стань надо мной…
Крепость вздрагивает, испуганно, всеми стенами, крепость теряет камни – и густое, ледяное, алое месиво с причмокиванием вбирает их в себя, щупальца ползут по выбитым стенам, вот-вот переберутся…
И в каждом – всё тот же голос.