Звучит, как нечто безумное – веретенщика на госпожу Виверрент попытался натравить кто-то из нас? Единый и ангелы… кто-то подкупленный? Околдованный? Или имел место шантаж? Или желание поэкспериментировать? Я невольно гляжу в сторону Нэйша: он слушает Лайла, слегка приподняв брови. Мог он пойти на такое? Или Аманда – нойя, которую Гриз почему-то называет целительницей?
Гроски длит и длит паузу, а я с дрожью вспоминаю Корабельную Ночь и его рассказ о Рифах, о тёмных вехах прошлого.
– Самым простым было бы прогнать нас всех через эликсиры правды, – говорит Лайл, возобновляя своё хождение вокруг фонтана. – Но это не требуется. Видите ли, я подумал… получается, тот, кто просыпал эту пыльцу на пол – или на растение – сам не боялся измараться и попасть под укус веретенщика. Но почему? И мне вспомнились рассказы младшего Дэриша и тех наёмниках. О парне в капюшоне, с низким ростом и забавным акцентом. Союзничек, к которому остальные относились с отвращением. Но который был им крайне нужен.
Он постепенно превращается из сыщика в самого себя, когда договаривает:
– Понимаете, во всех книжках есть куча историй о том, как были укушены маги. И ни одной – об укушенном терраанте.
Хаата начинает двигаться ещё до того, как он договорит. Она словно взмывает из розового куста, останавливается в проходе и выставляет перед собой худую, землистого цвета ладонь.
На ладони, переливаясь всеми цветами радуги, лежит ящерица – последний веретенщик. Самый крупный из тех, что я видел.
– Стоять! – голос Хааты – злой шелест умирающей листвы. – Си-шээ-но фиос! Этот быстрый, сильный. Вам не успеть. И с холодом не успеть! Отпущу – укусит трёх, четырёх!
Личико у неё кривится, глаза горят недобрыми зелёными огнями. И пальцы второй руки топорщатся словно ветки диковинного растения, и по розам за её спиной проходит слабый трепет – будто волнуется цветочное море. Тщедушная грудь даарду вздымается, и Хаата словно не знает – куда кинуться. Сбежать в проход? Её наверняка не выпустят.
– Стойте все! Ты! Ты!
Это Мел и Нэйш застыли в одинаковых обманчиво расслабленных позах – готовясь выметнуться вперёд из положения сидя. А я вскочил на ноги и словно не слышу криков – потому что я знаю, что будет сейчас…
Гриз Арделл, моя невыносимая, говорит тихо:
– Спасибо, Лайл, сядь, пожалуйста. Остальные тоже не двигайтесь.
И встаёт, оказываясь лицом к лицу с разозлённым терраантом, который, к тому же, пытался убить Касильду Виверрент.
– Поговорим, Хаата? Только на общекайетском, если ты не против. Так, чтобы все тебя поняли.
Кажется мне, или в скривленном, скукоженном личике, словно на древесной коре, прорезается нечто неожиданное? Вина.
– Тут нечего говорить, Гриз Арделл. Я плохой корень.
– Не настолько плохой, чтобы поубивать нас поголовно, – спокойно отзывается Арделл. Она не пытается подойти к Хаате, и их разделяет не меньше семи шагов. – И не настолько, чтобы попытаться убить невинного человека. Ты же не убийца, Хаата.
– Тебе откуда знать! – бросает та зло, обнажая редкие, мелкие зубы. – Все бывают дурные корни. Каждый бывает убийца. Даже Пастыри.
Гриз Арделл смотрит непоколебимо – словно с крепостной стены. Она только чуть опускает подбородок, соглашаясь – да, даже Пастыри.
– И всё-таки я знаю. Хотя бы даже по тому, насколько нелепо ты пыталась выполнить то, что тебе поручили. После первой удачной попытки ты осознала, что натворила, не так ли? И не смогла дальше. Даже постаралась отвести веретенщиков от людей – рассыпала снадобье в тех местах, которые навещала только Касильда Виверрент. И куда вряд ли пришёл кто-то ещё, кроме наших ловцов.
Она говорит ласково, будто с испуганным ребёнком – но мне становится всё страшнее. Какие демоны обуревают маленькую даарду изнутри? Она слушает как заворожённая, словно бы забываясь, а потом лицо вновь искажается – то ли от злости, то ли от боли.
И веретенщик всё так же лежит на ладони. Нервно высовывая язычок и озирая нас – возможные цели.
– Я не знала, что твой народ может с ними общаться, – говорит Арделл так, словно мы просто сидим на ежедневной «встряске». – Так и раньше было?
– Было раньше. Кто выводил их – брали наших как слуг. Плохиъ корни. Изгнанники тоже. Магия была против бэраард. Не против нас.
– Это объясняет, почему вас не кусали. Но не объясняет, почему вы можете ими управлять. Это ведь ты замедлила их, насколько могла. Значит, в создании веретенщиков участвовала магия даарду.
– Часть силы Кэлда-Ард, часть связи – слышать живое, быть рядом, – шепчет предательница, раскачиваясь, как змея в высокой траве. – Потому пробуждает Печать связи. Знак связи. Те, которые служили
Ладонь её дёргается так, что веретенщик едва не слетает.
– Создать что-то, что убьёт Людей Камня, – тихо продолжает Гриз.
– Да. Пока