Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)

Кайа схитрила. За свою помощь Тьма попросила у новой владычицы отречение от своего ребёнка, на что Кайа согласилась, не колеблясь — слишком ничтожной показалась цена. Об ублюдке напоминала только тяжесть в груди, но к третьему дню ощущение стянутости заметно ослабело. И всё же она не хотела отдавать дар кому попало: мало ли как повернёт судьба. Слова Инграма быть осторожной и предусмотрительной она взяла себе за правило, ибо в сущности её теперь некому было защитить. Даже Тьма в своё время не помогла великому Асвальду, а что уж говорить про неопытную Кайю!

Ей приносили младенцев в корзинах — спящими и бодрствующими. Кайа приближалась на миг, которого было достаточно, чтобы убедиться: это не её ублюдок. Затем она, не позволяя вмешиваться в процесс, сама подавала знак колокольчиком — и малыша уносили, теряясь в догадках, покормила ли его священным молоком Мать или нет.

— Сколько их всего? — устав от монотонного «развлечения», спросила Кайа, когда Айдын появился с пятнадцатым.

— Двадцать шесть, моя госпожа.

— Шархал их всех побери! — вздохнула она.

И вот, девятнадцатая по счёту корзина с молчаливым свёртком была поставлена рядом с развалившейся на подушках уставшей фрейей. Не торопясь и потянувшись, она приподнялась на локте, чтобы убедиться — не он, но внезапная неожиданная боль так резанула по сердцу, что слабость улетучилась, а тело скрутило в один болезненный ком.

Светлые глаза уставились на неё изучающее — малыш быстро её узнал и засмеялся, загулил. Не отдавая себе отчёта, Кайа взяла его на руки, и обжигающие слёзы уже бежали из глаз, мешая видеть улыбающееся личико:

— Мой мальчик! Мой сладкий Торберн!

Оскоблённая Тьма выжидающе затаилась.

Малыш тянулся к матери, а она забыла, зачем он и она тут — продолжая зацеловывать его и заботливо осматривать — не случилось ли с ним худого за эти три дня? Он был здоров, Йоран ревностно выполнял поручение. Малыш сам потянул на себя платье, зачмокал, вспоминая про материнскую тёплую грудь, и Кайа спохватилась:

— Только ты, мой маленький, только ты!

Он так жадно вобрал хлынувшее молоко, что захлебнулся, пришлось приподнять и успокоить:

— Не торопись, есть ещё время!

И странное дело, минуты теперь побежали с бешенной скоростью. Кайа вдруг осознала: не мелочь от неё потребовала Тьма — немыслимую жертву, зная суть настоящего материнского сердца. Возможно, она почувствовала хорошо спрятавшиеся следы любви, и эта материнская магия показалась Мраку слаще всего. А хотя… ведь ничего больше у Кайи и не было ценного…

Пока малыш жадно ел, она сняла с себя матушкин подарок, который носила не снимая в своём убежище несколько месяцев, — крохотную фигурку с распахнутыми крыльями, символ свободы. Попыталась повесить его на тощую шейку и спрятать, но для этого пришлось вытащить сосок. Малыш тут же нахмурился и заплакал, лишённый счастливого времяпровождения. Кайа спрятала знак, который обязательно увидит Йоран и поймёт: она знает, она верит и однажды она придёт к ним. Укутала малыша и положила его, хнычущего, назад в корзину. Нельзя было тянуть, чтобы гвыбоды не задумались о причине задержки именно с этим младенцем.

Когда Айдын зашёл его забрать, королева с красноречивым ненавистым выражением смотрела на орущего младенца. Слава богам, младенцы не умеют говорить, и гвыбод ушёл, уверенный, что владычица не способна снизойти до чуждого чада — ведь своих детей фрейи всё же любили. Но потеряла она своё дитя, и как теперь ей, должно быть, тяжело смотреть на этих малюток — розовощёких и худых, бледных и смуглых, темноглазых и светлоглазых…

— Всех светлоглазых младенцев вместе с матерями или опекунами отправить в деревню диких. Ждать там моего решения! — с последним младенцем приказала королева.

Тьма не была против этого каприза. Главное свершилось: мать отреклась от дитя, не признавая его своим. А гвыбод призадумался: возможно, кто-то из этих пяти и был избранным, кого вскормила тьмой владычица. Он ещё не знал, что всех гвыбодов отправят восвояси, не оставляя здесь ни одного. Закон Равновесия, требующий уничтожение имени фрейев, охватывал и тех, кто его поддерживал.

После тайной процедуры Кайа велела оставить её одну — хотелось всласть нарыдаться, унять боль в сердце усталым покоем. Но выплакавшись, она сама вышла к ожидающим её — с холодным лицом высокомерной фрейи и злыми жёлтыми радужками с тонкой вертикальной полоской зрачка. Оставалась последняя процедура — отбор тех, кто останется с королевой и понесёт наказание за вероломство своих дальних соплеменников.