Путь вниз

Скотт медленно пошел по выступу и наконец набрел на углубление в стенке водогрея, перелез через невысокий барьерчик и, ступив в темноту, улегся спать, положив голову на кончик отвертки.

Лежа на спине, он медленно дышал, не в силах сделать полный, во всю мощь легких, вдох, и думал: «Ну, что-то тебя еще ждет, коротышка?»

И вдруг его осенило. Вместо того чтобы мучиться с камнями да со щетиной, ему надо было просто-напросто забраться в низко свисавший рукав куртки великана и безо всяких мучений в один миг выехать из погреба.

Собственная глупость взбесила его, но проявилось это лишь в том, что он скорчил презрительную гримасу и брезгливо причмокнул. «Дурак!» Но даже мысли, казалось, устало шевелились в мозгу. Лицо Скотта разгладилось, и по нему побежали морщинки.

Второй вопрос. Почему он не попробовал обратить на себя внимание великана и заговорить с ним? Как это ни странно, вопрос не поднял в нем бури раздражения. Он только показался каким-то диким и лишь удивил Скотта.

Может быть, потому, что сам Скотт был маленьким и чувствовал себя частью иного мира, из которого невозможно было докричаться до великана? А может быть, потому, что он теперь научился рассчитывать только на себя самого?

С горечью Скотт подумал, что, конечно, это было не так. Он оставался все таким же беспомощным и слабым. Может быть, только ошибался теперь чаще.

Скотт пошарил в темноте вокруг себя руками. Провел рукой по свежей царапине на предплечье. Дотронулся до разодранной ладони. Тихонько надавил локтем на разлившийся багровый синяк на правом боку. Пробежал пальцами по ободранному лбу и ткнул им в свое больное горло. Затем чуть-чуть привстал, и спину пронзила острая боль. Наконец он оставил в покое свои отдельные боли, дав им вновь слиться в одну большую, охватывавшую все его тело.

Веки дрогнули, глаза неожиданно для самого Скотта открылись, и он, ничего не видя, уставился в темноту. Он вспомнил, как очнулся в каменном могильнике, как чуть не сошел с ума от ужаса, как вдруг понял, что ему есть чем дышать и что нельзя терять голову, если он хочет выбраться наружу. Но тот миг, когда он осознал, что заживо погребен в мрачном склепе, был самым черным, страшным моментом его жизни.

Скотт удивился тому, что так уверенно назвал тот момент самым черным и страшным, а ведь откуда ему знать, что это было именно так. Пока он еще жив – за любым поворотом его может поджидать что-нибудь еще почернее и пострашнее.

Думать об этом Скотт уже не мог. Тот момент сейчас был для него самым черным, самым отчаянным за все его пребывание в подвале. Погруженный в такие раздумья. Скотт вспомнил один подобный момент из далекой прошлой жизни.

35 дюймов

Они только что вернулись домой от Марти. Скотт остановился возле окна в гостиной, а Лу понесла Бэт в спальню. Он не предложил жене свою помощь, потому что знал, что уже не смог бы взять на руки дочь.

Когда Лу вернулась из спальни, Скотт все еще стоял у окна.

– Ты собираешься снимать шапку и пальто? – спросила жена.

Не дожидаясь ответа, она вышла на кухню. Скотт стоял в своем детском пальтишке и в альпийской шляпе с красным пером, вставленным за ленточку.

Он услышал, как Лу открыла холодильник. Глядя из окна на темную улицу, он слушал действующий на нервы хруст кусочков льда, высыпанных на поднос, приглушенный хлопок пробки бутылки, шипение и бульканье содовой воды.

– Хочешь колы? – спросила Лу.

Скотт мотнул головой.

– Скотт?

– Нет, – сказал он и почувствовал, как сильно бьется у него пульс.

Лу вошла в гостиную со стаканом в руке.

– Ты собираешься раздеваться? – спросила она.

– Не знаю.

Лу села на кушетку и сбросила тапки. Затем сказала:

– Опять все то же.

Скотт ничего не ответил. Ему казалось, будто Лу разговаривает с ним как с ребенком из-за того, что он принимает близко к сердцу какой-то пустяк, в то время как она терпеливо пытается успокоить его. Ему хотелось бы излить на нее свой гнев, но явного повода для этого не было.

– Ты что, собираешься все время так стоять? – спросила Лу.

– Почему бы и нет, если мне хочется, – ответил Скотт.

Лу озадаченно посмотрела на него и на миг задержала взгляд. Скотт увидел отражение ее лица в оконном стекле. Она пожала плечами и тихо произнесла:

– Говори дальше, что еще?

– А это тебя не касается.

– Что? – Губы ее растянулись в грустную, усталую улыбку.

– Ничего, так просто… – теперь он действительно почувствовал себя мальчиком.

Ему показалось, что она очень уж шумно отпила колы из стакана. Лицо его раздраженно перекосилось.

– Не хлюпай! – завизжал его рассудок. – Пьешь как свинья!

– Ну, Скотт, выговорись. Тебе не станет легче от этого самоедства. – Голос ее звучал немного устало.

Скотт закрыл глаза и вздрогнул. «Вот до чего дошло, – подумал он. – Ужас прошел. Она смирилась». Хоть он и предвидел это, ему все равно было больно.

Вот он – ее муж. Когда-то в нем было росту шесть футов, а теперь он ниже их пятилетней дочери. Он стоит перед ней в своей нелепой детской одежде, а она говорит с ним со слабой мукой в голосе. Вот это-то и есть кошмар пострашнее всех ужасов.