Путь вниз

Присев отдохнуть, он посмотрел на ее почти отвесную стену и увидел торчащие высоко над собой крокетные воротца. „Они тоже могут пригодиться“.

Отдышавшись, Скотт выдавил в рот несколько капель воды из губки и встал, готовясь к следующему этапу восхождения – к ручке верхнего кресла.

Вряд ли это будет трудно: спинка из трех широких досок скрепляется тремя перекладинами, – надо забросить крюк на первую, подняться по нитке, забросить на вторую, потом на третью…

Скотт начал забрасывать крюк. Четвертая попытка оказалась удачной, и, закинув копье за спину, он полез.

Час спустя, уже на верхней перекладине, Скотт обнаружил, что крюк почти разогнулся, и все-таки забросил его на ручку кресла, поставленного вверх ногами. Забравшись вверх по нитке, он почти заполз на нее, тяжело дыша.

„Боже, как я устал“, – думал он, перекатываясь от края.

Скотт взглянул на проделанный путь и не удержался – вспомнил, что когда-то его могла полностью закрыть его, Скотта, спина. Кода-то он мог легко переносить это кресло с места на место. Скотт перевернулся на спину.

Усталость по крайней мере прогоняет мысли. Если бы ее не было, он бы мог думать о пауке, о прошлом, о тысяче других бесполезных вещей. А так он лежит в безмыслии, и это хорошо.

Скотт поднялся на дрожащих ногах и огляделся. Вероятно, он какое-то время проспал». Провалился в сон, как в черную бездну. Закинув копье за спину и подняв крюк, двинулся по длинной оранжевой плоскости подлокотника, волоча за собой извивающуюся, как ленивая змея, нитку.

Почему-то мелькнула мысль о пауке. Скотта смущало то, что с самого утра он не видел знаков его присутствия, тогда как обычно мерзкая тварь день и ночь крутилась где-то рядом, не оставляя его надолго.

«Может, он сдох?»

Чувство ликования пронзило его: может, паук каким-то образом был убит.

В ту же секунду восторг прошел. Скотт не мог поверить в то, что эта тварь мертва. Паук был бессмертен. Это был больше, чем просто паук: это был неизведанный страх мира, превратившийся в извивающийся, с ядовитыми челюстями кошмар; это ужасное, черное, как ночь, создание вселяло в Скотта неуверенность, беспокойство, страх.

Прежде чем продолжить восхождение, надо было позаботиться о булавке.

Ему не нравилось, как она разгибалась под его весом. А что, если она, совсем разогнувшись, соскочит?

– Этого не будет, – сказал себе Скотт и, засунув острие крюка в щель между подлокотником и ножкой, загнул его:

– Вот так.

Забросив крюк и зацепив его за крокетные воротца, Скотт подергал нитку, испытывая прочность крепления. Потом, раскачиваясь на нитке, полез вверх.

Через две минуты он уже прижимался к гладкой металлической поверхности воротец.

Понадобилось много времени, чтобы проползти по их холодной, изогнутой перекладине. Тяжело было от того веса, который он вынужден был тащить на себе: нитку, крюк и копье. А перебросить их было нельзя – слишком большое расстояние.

Снова и снова Скотт съезжал под тонкую перекладину и висел вниз головой. Его сердце бешено стучало. И каждый раз он все с большим трудом поднимался, заползая на перекладину. Наконец, уже у самого ее окончания, съехав в очередной раз, он уже не стал подниматься, а пополз, так и вися вниз головой, отчаянно подталкивая тело руками и ногами. Нитка болталась в разные стороны.

Когда он добрался до полки верхнего кресла, мышцы уже начинало сводить от усталости. Скотт заполз, тяжело дыша, на полку и лег, уперевшись головой в дерево, шершавая поверхность которого раздражала и без того израненный лоб. Но у него не было сил пошевелиться. Ноги свисали над семисотфутовой пропастью.

Через двадцать минут он почти затащил себя наверх и взглянул через край. Под ним простирался мир погреба. Далеко внизу красный шланг опять показался неподвижно спящей, разинувшей пасть змеей, подушечка – усыпанной цветами лужайкой. Скотт увидел напоминавшую колодец дырку в полу, куда как-то поначалу чуть не свалился, а позднее чуть не прыгнул, услышав журчанье воды. Теперь дырка казалась лишь маленькой черной точкой. Крышка коробки, под которой он спал, напоминала размытый серый квадрат.

Скотт на четвереньках добрался до толстой ножки кресла и, прислонившись к ней, снял с себя крюк, нитку и копье. Вытащив из-за пазухи губку и последний кусочек печенья, начал жадно пить и есть. Ноги расслабленно вытянулись. Воды в губке оставалось немного, но это Скотта не волновало.

Он скоро будет наверху. И если без происшествий доберется до хлеба, то легко спустится вниз. Если же нет – то ему не нужны будут ни вода, ни еда.

Подошвы сандалий коснулись верхнего края скалы. Подергав за нитку, Скотт освободил крюк и, когда тот, кувыркаясь, стал падать вниз, удержал его и рывками втащил наверх. И тут же бросился за стеклянное основание огромной, похожей на колокол электрической пробки. Обежав его, замер, тяжело дыша, вглядываясь через край в широко раскинувшуюся сумеречную пустыню.