Путь воина

Раз или два мы доходили до Джеймстауна, а Кейн О'Хара из нашего поселения даже побывал в деревнях у испанцев, обосновавшихся к югу от нас. Именно оттуда он и взял себе жену. До нас также доходили разговоры об общине пилигримов, что жили на севере, но Янс был первым, кто рискнул отправиться туда.

Янс был любознателен, как индеец, и неудержим в своем стремлении узнать, как живут люди в других местах, а поэтому, укрывшись в лесу, он принялся наблюдать за их деревней, пока не увидел Темперанс.

Тогда ей было всего шестнадцать, она оказалась озорна и забавна, как шаловливый котенок, возраст, когда девочка-подросток становится молоденькой девушкой. Все ее проделки и детские шалости не приносили ей самой ничего, кроме неприятностей. Соседи ее были людьми неплохими, но уж чересчур серьезными, чья жизнь шла в соответствии с однажды заведенным порядком, где не было времени для праздных забав и прочих глупостей.

Лишь однажды взглянув в ее сторону, Янс понял, что здесь, на севере, он нашел то, что искал, и, дождавшись прихода ночи, он направился к ее дому, и вывесив перед дверью четверть оленьей туши, громко постучал в дверь; сделав свое дело, он бросился наутек и затаился.

Надо сказать, что очень немногие из северных поселенцев по-настоящему понимали толк в охоте. В Англии тех времен вся водившаяся в лесах дичь объявлялась собственностью короля или же леса, в которых она обитала, находились на территории нескольких крупных поместий. Так что приходилось либо заниматься браконьерством, либо не охотиться вовсе. Тем более, что, кроме как на время войны, оружия у них тоже не было. Короче, мясом там было разжиться не просто, но и даже когда они обосновались в Америке, где дичи было повсюду в изобилии, то оказалось, что толком охотиться не умеет почти никто, а многие просто не решались на это, так как кое-кто поговаривал, что и здесь тоже вся добыча принадлежит королю. А поэтому оленья ляжка у порога оказалась желанным угощением, которое они с радостью приняли и внесли в дом.

Если у самой Темперанс и были какие-то соображения на сей счет, то она никому об этом не сказала, а просто продолжала, как ни в чем не бывало резвиться, шалить и плести небылицы, словно происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. И только когда они уже поженились, она призналась мне, что пару раз издали видела Янса в лесу и на склоне, а поэтому у нее возникли кое-какие догадки о том, откуда могла взяться та оленина.

Некоторое время спустя, на исходе дня, как и в прошлый раз, Янс снова вышел из леса, прихватив с собой очередную часть туши, и на этот раз он был встречен с почетом.

Видимо от него также надеялись узнать и последние новости о том, что происходит в других колониях, хотя, хорошо зная Янса, я, лично, не думаю, что он стал выкладывать им начистоту все о том, откуда пришел. Как и подобает всякому выходцу из Уэльса, Янс был хорошим рассказчиком, так как в этом смысле все валлийцы имеют много общего с ирланцами, которые обладают данным им от природы чувством родного языка и больше всего на свете любят слышать звук собственного голоса. В тот вечер он тоже рассказывал всякие истории, при этом ни разу так и не взглянув в сторону Темперанс, но та и сама, без лишних слов, прекрасно знала, к кому обращены его слова и почему.

При этом надо заметить, что во всем поселении, наверное, не нашлось бы такого мужчины (не говоря уж об изредка забредавших в эти края торговцах и странствующих лудильщиках), которому не пришлась бы по сердцу такая смышленая и дерзкая шалунья, как Темперанс. К тому же кое-кто из местных парней уже давно имел на нее виды, а тут вдруг появляется этот чужак в широкополой шляпе и штанах из оленьей кожи. Им это сразу же пришлось не по нраву.

К тому же Янс, как и все мы, был воспитан в духе свободомыслия. Отец верил в наше благоразумие и был поборником свободы слова и разума, а Янс был не из тех, кто стал бы держать язык за зубами. Он оставался жить в поселении, приударяя за Темперанс, пока в конце концов явно не перешел дорогу кому-то из местных, за что и оказался закованным в колодки.

В то время существовало обыкновение швырять в колодочника гнилыми фруктами или комьями грязи, а потому, как местным мальчишкам и парням было не за что жалеть Янса, и потому, что для всех здесь он был чужаком в штанах из оленьей кожи, какие обычно носят индейцы, то свою долю он получил сполна, хотя и пытался по возможности уворачиваться. Смирившись с судьбой, он стал дожидаться подходящего случая. Он не сомневался в том, что рано или поздно все же выберется отсюда; и более того, догадывался о том, что теперь постарается предпринять Темперанс, и надо сказать, она не обманула его ожиданий.

Так или иначе ей удалось раздобыть где-то ключи, отпереть колодки и освободить Янса. Будучи не по годам умен, Янс не стал медлить и поспешил благоразумно убраться по добру по здорову подальше от тех мест; и стоит ли говорить о том, что по сообразительности мой брат просто-таки превзошел сам себя, потому что Темперанс он, разумеется, забрал с собой.