Путь воина

— Но вы не знаете главного. По-настоящему башня рождается не тогда, когда ее закончит мастер, а когда родится первая легенда о нем. Так вот, — потряс он бутылкой и бокалом, — первая легенда «Башни баронессы фон Вайнцгардт», «Башни Лили» уже родилась. Как оказалось, в ночь, когда был заложен последний камень, баронесса, как и было ею загадано, дождалась своего возлюбленного! Ну и так далее. Все будет очень трогательно. Вы слышали когда-нибудь легенду, прекраснее этой, баронесса?!

— Прекраснее просто не бывает! — озорно воскликнула Лили, бросая коня на еще скрежещущий подъемными цепями мост.

— Тогда я пью за баронессу Лили, ее возлюбленного и легенду их башни!

41

Оказавшись по ту сторону обводного рва, баронесса осадила коня и оглянулась. Замок показался ей чужим, мрачным и неприступным. У нее было такое ощущение, что, покинув его сейчас, она уже никогда не сможет вернуться в его стены, ибо ворота этого каменного чудовища навсегда останутся закрытыми для нее.

Решив, что фон Вайнцгард заметила что-то подозрительное на опушке соснового леска, кирасиры-телохранители обошли ее и, выхватив сабли и пистоли, предстали между сосняком и баронессой. Однако Лили никакого значения их маневрам не придала. Загнав коня на небольшую подковообразную возвышенность и развернув его, она отыскала взглядом черный полукруг «башни Лили», который оттуда, из ложбины, отыскать не могла.

Творение мастера Гутага мрачно высилось на краю плато, самоубийственно засматриваясь в глубину каньона, порождавшую стремнину бурлящей реки. «По-настоящему башня рождается не тогда, когда ее закончит мастер, а когда родится первая легенда о ней», — вспомнились слова старого творца цитаделей.

Если окажется, что с обозом, о котором сообщил ей парнишка из ближайшего села, в самом деле прибывает граф — можно считать, что легенда уже зародилась, а значит, мастер Гутаг был прав. К тому же пророческим стало и ее предсказание относительно того, что лейтенант королевских мушкетеров появится именно тогда, когда завершится строительство башни. Видно, в очередной раз сработало женское предчувствие, приравненное Всевышним к провидению.

Преодолев небольшой лесок, подковообразно охватывающий подножие плато, всадники свернули с дороги и направили коней к Сторожевому холму, на вершине которого все еще бредили веками и вечностью руины дозорной башни. В былые времена на обведенной земляным валом башне постоянно находился дозорный, звуком боевых труб уведомлявший обитателей Вайнцгардта о приближении важных гостей и не менее важных врагов. Вспомнив об этом, баронесса решила, что традицию следует возродить, поскольку ни врагов, ни гостей у замка не уменьшилось.

— Кого ждем? — поинтересовался младший из братьев, Отто, придерживая коня на рассеченном ливнями пригорке неподалеку от холма.

— Графа.

— Какого еще графа?

— Французского.

— Какого «французского»? — невозмутимо допытывался Отто, давно привыкший к односложности ответов старшего брата.

— Королевского мушкетера, — почти по складам произнес Карл, выражая тем самым яростное неудовольствие тем, что брат задает вопросы именно тогда, когда задавать их совершенно бессмысленно.

— Неужели д’Артаньяна? — удивленно повел подбородком Отто, хотя удивлялся он крайне редко.

Он давно привык к тому, что жизнь, со всеми ее тревогами, усладами и нелепостями, проходит как бы мимо него, разбиваясь о сознание старшего брата, как морской прибой — о гранитную скалу. Самого Отто вполне устраивало бытие фантома: ему велели — он исполнял; на него нападали — рубился умело и почти виртуозно, одинаково хорошо владея копьем, мечом и кавалеристской саблей. Если же, захватив за талию одну из дев, Карл движением подбородка указывал на ее подругу: «Бери эту», мгновенно подхватывал и усаживал в свое седло или, когда действие происходило в трактире, — себе на колени.

— В прошлый раз баронесса дождалась этого француза на плато у замка, — безо всякого осуждения напомнил он Карлу.

— В прошлый раз — да. Вот только дожидаться его баронессе становится все труднее.

— Этого француза?! — легкомысленно не поверил ему Отто, скабрезно ухмыльнувшись в жидковатые рыжие усы. Он никогда не позволял себе осуждать решение баронессы, однако никто не мог запретить ему отвести душу на мушкетере. — Здесь, в благословенной Германии, где столько достойных рыцарей?! — что-то не складывалось в сознании кирасира. — Такого не может быть!

— Воля баронессы, как и воля Всевышнего, сомнениям не подлежит, — холодно возмутился старший из Кобургов. — Рыцарю это следовало бы знать.

— Даже когда воля баронессы противоречит воле Всевышнего.

Карл внимательно присмотрелся к ничего не выражавшему выражению лица брата: «Наконец-то взрослеет! Ему бы еще немножко поумнеть!».

42