Путь воина

— Перебивать восточных правителей во время беседы — тоже отличительная черта исключительно европейских послов и политиков, — невозмутимо заметил мурза. — Но сегодня мы отойдем от обид и церемониалов. Вынужден признать, что до нашей встречи в Диком поле я не только недооценивал вас, но и мало что слышал о таком полковнике. Правда, мне стало известно, что некий сотник, вернувшийся из Турции и принявший там ислам, возведен польским королем в генеральные писари реестрового казачества с дарованием ему чина полковника. Этого вполне достаточно для того, чтобы подослать наемных убийц и лишить казаков их нового полководца. Но совершенно недостаточно, чтобы зауважать этого самого полководца.

Появились две служанки с фигурами и движениями танцовщиц. На подносах, которые они опустили перед мурзой и его гостем, стояли кувшины с фруктовым напитком. Оба мужчины не удержались, чтобы не провести руками по бедрам девушек. Та, что прислуживала полковнику, задержала свой стан в почтительном изгибе и взглянула на своего повелителя. Уловив едва заметный кивок мурзы, она сразу же повернула свое полнолунное смуглое личико к Хмельницкому и плотоядно улыбнулась, давая понять, что нынешний вечер ему посчастливится провести не в занудных разговорах с заметно постаревшим и сдавшим мурзой, а в ее объятиях.

— И когда следует ждать десять тысяч воинов, которые прибудут на помощь моей армии? — вернулся полковник к тому, ради чего проделал долгий и трудный путь из Сечи до Перекопа.

— Мы формируем свои тумены значительно быстрее, чем вы — свои полки. К тому же мы не признаем обозов. У каждого воина есть лук, стрелы и несколько боевых коней.

— То есть я могу рассчитывать, что в марте, когда в южных степях Украины сходит снег, а ночи становятся достаточно теплыми, чтобы не разводить костров, ваш отряд присоединится к нам?

— Но придет не десять тысяч, а четыре, — резко молвил Тугай-бей, подчеркивая, что решение это окончательное и нет смысла его оспаривать. — Четырех тысяч воинов-татар вполне достаточно, чтобы своим свирепым видом, криками «алла-алла!» и изнуряющими обстрелами из луков привести поляков в ужас. Ведь мои воины нужны тебе в основном для этого, разве не так?

— Еще две тысячи казаков мы переоденем в вывернутые овчинные тулупы и посадим на татарских коней. Чтобы ужас охватил как можно больше польских глаз и умов.

— Воинов-татар это не обидит, — в сугубо восточной манере выразил свое согласие с таким перевоплощением Тугай-бей. Из этого же согласия следовало, что казакам будет выделено для их целей две тысячи запасных татарских коней. — Но мои воины составят резервный корпус и по-настоящему вступят в бой лишь тогда, когда вы начнете крупное сражение и когда всем станет ясно, что войну начали именно вы, а не татары.

И в этот раз Хмельницкий вынужден был признать, что Тугай-бей не зря претендует не только на роль полноправного правителя Перекопа, но и на титул хана.

— Можете быть уверены, правитель, что они вступят в бой как наши союзники, которые прибыли не погибать в боях, а делить славу победителей.

Тугай-бей лукаво ухмыльнулся. Цена подобных заверений ему была известна.

— Пригласить татарских воинов, чтобы они разделили воинскую славу казаков? Вы меня расстроили, полковник.

— Быстрые татарские кони, — не обратил внимания на его иронию Хмельницкий, — оказываются очень кстати в тех случаях, когда нужно преследовать врага, чтобы, добивая его, захватывать обозы.

— Мы уже несколько столетий живем в Европе, это так, — признал Тугай-бей, — но этого оказалось слишком мало, чтобы мы успели оставить свои азиатские кочевья и окончательно осесть на вашем материке.

«Извинение, достойное великого правителя Востока», — признал, в свою очередь, Хмельницкий.

11

Это был их последний привал. До заката солнца кавалькаду сопровождали проводники, посланные Тугай-беем, а только что где-то там, впереди, на холмах, прогарцевал небольшой разъезд, который, очевидно, был казачьим.

Повозки, карета и четыре шатра поставлены в небольшой квадрат, образовавший лагерь на плато между небольшим терновником, степной кручей и берегом какой-то речушки.

Окинув привычным офицерским взглядом эту местность, Хмельницкий пожалел, что он здесь без войска. Почти идеальное место для лагеря. Полковник решил запомнить его, чтобы во время похода на Крым разбить здесь свой тыловой лагерь, к которому, в случае неудачи, можно было бы с боем отойти.

— Знаете, полковник, мне иногда хочется предложить вам: оставьте свои казачьи войска и отправляйтесь со мной. В моем кортеже никто не распознает в вас бывшего опального атамана. К тому же вы всего лишь замышляете восстание, а я посему уверена, что король сумеет простить вас. Уж об этом я позабочусь.

— Предлагаете возглавить вашу охрану до прибытия в Чехию?

— Точнее сказать, иногда мне хочется предложить вам это.

— Что же мешает?

Мерно озаряют темноту три костра. В котлах варится нехитрая походная еда. Небольшой табун коней гарцует на заливных лугах по обоим берегам речушки.