Путь врат. Парень, который будет жить вечно

Барстоу они достигли уже в полной темноте. Сюда не добралась даже пена цунами, так что на улицах Барстоу стояли неповрежденные здания. И при этом здесь было множество беженцев. Они заполняли тротуары и мостовые, бесцельно слонялись – или сидели – везде, куда удавалось опустить усталый зад: на ступенях, на парапетах, на плоских крышках пожарных гидрантов. По забитым беженцами улицам с трудом пробирались грузовики, грузовые платформы и автобусы; они везли припасы. Все автостоянки были заполнены людьми, они лежали в спальных мешках или на грудах тряпья и ревниво караулили место, где можно лечь. Перед немногими открытыми ресторанами и гостиницами выстраивались длинные очереди – не в надежде на еду и приют, а просто дожидаясь возможности воспользоваться туалетом. Очереди образовывались и перед грузовиками, с которых раздавали плоские тяжелые пакеты с CHON-пищей, привезенные с какой-нибудь уцелевшей пищевой фабрики. На лицах одних беженцев было написано отчаяние, на лицах других – ошеломление. Но у большинства лица были злые. Чем лучше были одеты беженцы, тем больше они сердились. Видно было, что они и разгневаны, и поражены. В их мире, в это время, у таких людей такое просто не могло случиться.

Макклюн с удовлетворением смотрел на эти орды. Вот души, которые он явился спасать. Они наказаны, и его долг объяснить им почему.

– Останови машину, – приказал он, уже проглядывая перечень их грехов.

И просчитался.

– Нельзя, – прохрипела Джуди, глядя на него в зеркало заднего обзора, и Элла тут же поддержала ее.

– Нельзя, старик, – решительно сказала она. – Уже минут двадцать как действует комендантский час для машин. Если копы нас увидят, тут же отберут машину.

– И заткнитесь, – добавила Джуди, – я не могу отвлекаться от вождения. Хотите, чтобы я кого-нибудь переехала?

«Удобства», предоставленные девушками, не были роскошными. Они представляли собой большой, пахнущий бензином сарай, который когда-то, до пожара, был, должно быть, ремонтной мастерской. Джуди сразу загнала свой драндулет внутрь – из опасения, что его украдут, объяснила она, хотя Макклюн не мог представить себе, чтобы кто-нибудь захотел это украсть. Большую часть сарая занимала здоровенная ржавая цистерна. Оставшееся пространство было заполнено постелями – брезентовыми койками, которые смогли предложить Элла и Джуди. («Эй, – рявкнула Джуди, когда ле Бран попыталась пожаловаться, – можете спать на тротуаре, если вам там больше нравится».) Койки, по крайней мере, были совершенно новые. Их доставили на грузовиках вместе с другими припасами. Одеяла тоже.

Двое хичи не получили и этого. Они беспокойно чирикали и посвистывали, разговаривая друг с другом, потом обратились к Элле, которая нахмурилась, подумала немного, ушла и вскоре вернулась с большим мешком, полным тряпья. Казалось, это удовлетворило хичи, зато их не удовлетворило отведенное для сна место. Они опять посовещались, разглядывая стены и крышу старого сооружения, затем вежливо извинились и вышли. Тряпки они прихватили с собой и принялись укладывать их в переулке, в стороне от зданий.

Джуди вопросительно фыркнула. И Кара ле Бран тут же объяснила:

– Однажды я проводила об этом передачу. Они спят, закутавшись во что-нибудь.

– Да, конечно, – ответила Джуди, – но почему в переулке, а не внутри?

Этого ле Бран объяснить не могла. Да и не хотела, потому что неожиданно обнаружила отсутствие других удобств. Она с большим неудовольствием узнала, что в сарае нет водопровода, и с ужасом начала понимать, что это означает. Единственным «туалетом» оказалась выкопанная у дороги узкая траншея, закрытая «для приличия» брезентом. А услышав, что девочки предлагают в качестве еды, она просто пришла в ярость.

– Да ведь это CHON-пища, чтоб ее! – рявкнула она. – Эту дрянь раздают в центре! И вы с нас берете за нее деньги?

Элла равнодушно пожала плечами.

– Предпочитаете стоять в очереди? Ешьте или не ешьте, мне все равно.

Пока они разговаривали, хичи кончили устраивать постели и принялись безмятежно разворачивать круглые пирожки, которые пахли малиной и жареным чесноком. Это для Макклюна оказалось уж слишком. Бог мог наказать его, поместив в общество этих грязных тварей, – наказать, разумеется, несправедливо, но Макклюн считал, что несправедливость – тоже прерогатива Господа. Однако Он не мог требовать, чтобы Его слуга ел с ними. Орбис взял еду и сел на койку, стараясь держаться как можно дальше от хичи.

Пища была в обертке самых радужных расцветок. На ощупь обертка напоминала шелк, но, когда Макклюн провел по ней ногтем, она разорвалась. Макклюн по очереди откусывал от каждого куска, не обращая внимания на то, что один оказался тестообразным и безвкусным, а второй хрустел на зубах и напоминал по вкусу густую мясную похлебку. Прочитав про себя короткую молитву, Макклюн все съел. Для него пища никогда не имела особого значения. Еда необходима, чтобы поддержать жизнь, она не более приятна, чем очищение кишечника, и заслуживает не большего внимания.