А сколько было споров насчет распределения участков! Сейчас мы с Васькой Таратутой живем друг от друга далеко, а хотим быть соседями. Васька каждый день приставал к отцу, чтобы тот ставил баз рядом с Челноковыми. Он так долго надоедал Кириллу Семеновичу, что тот наконец согласился. Но, когда об этом прослышали Сенька Ращупкин и Антошка Щукарь, они тоже захотели поселиться рядом с нами. Андрей Васильевич не стал возражать, зато Антошкина мать уперлась крепко.
Пришлось Антошке пустить в ход главный козырь: он заявил, что Челноковы, Таратуты и Ращупкины поселятся на берегу и ему тоже надо ближе к воде, чтобы удобнее рыбалить. Тогда Прасковья Антиповна перестала сопротивляться.
Мы очень волновались, ожидая решения, и только тогда успокоились, когда Андрей Васильевич сказал, что своими глазами видел на плане будущей станицы наши четыре участка, нанесенные рядышком и именно там, где мы хотели. Вся наша четверка пришла от этого известия в восторг.
Потом по дворам ходила оценочная комиссия и записывала, кому какой ремонт надо сделать после переселения и какие потребуется материалы. Все это пойдет за счет государства. Государство также оплатит стоимость построек, которые сейчас хоть и стоят, но для перевозки негодны.
Наш дом почти новый, его батя поставил перед самой войной, и перевозить его будут целиком.
Что у нас сейчас делается в станице! В одном месте с грохотом летит сверху тес, подымая на земле тучи пыли: это хозяин разбирает крышу. По соседству курень уже разложен по бревнышкам, и их укладывают на грузовики.
У кого в семье больше работников, те управились раньше других, и грузовики, грохоча, везут их имущество. Мычат и упираются коровы, которых тащат на веревках женщины и девчонки.
Телята и молодые бычки скачут по улицам и усадьбам, где уже повалены плетни, квохчут и мечутся куры, не понимая, что происходит, а их с криками и шумом ловят ребятишки…
Всюду царит оживление. Только дед Филимон был очень грустный. Он стоял на берегу и смотрел на станицу, и на заречные луга, и на островки, зеленеющие посреди Дона, и на песчаную полосу прибрежья. Он прожил здесь семьдесят лет, и ему грустно и тяжело расставаться с местами, где прошло его детство, и юность, и зрелые годы. Ведь скоро эти места навек скроются под многометровой толщей воды…
Девятые и десятые классы упаковывали физический и химический кабинеты, где хрупкие приборы и стекло. Седьмые и восьмые перевозили биологический кабинет, библиотеку, географические карты. Нам, шестиклассникам, доверили то, что поломать довольно трудно: геометрические тела, классные доски, парты, столы.
Нас все еще считают за маленьких!
Школе выделили шесть грузовиков, и дело у нас шло как по конвейеру. На новом месте здание школы уже построено, хотя и не совсем окончено, и с первыми грузовиками туда уехала часть старших ребят. Там они и остались с директором Еленой Николаевной — разгружали и размещали имущество, а в старой школе работами руководил Иван Фомич.
Потом снимали электропроводку. Этим занимались члены физического кружка при свечах. Младшие классы уже разошлись, и осталась только наша дружная четверка. Старшие нас гнали, но мы упорно оставались до конца работ: ведь завтра нашу родную школу будут взрывать.
Я понял чувства дедушки Филимона: трудно расставаться с тем, с чем сжился…
Эти стихи сочинил сегодня Арся, когда наш дом везли трактором на новое место. Если кто подумает, что Арся про самовар на крыльце сочинил для рифмы, тот ошибется: действительно, у нас на крылечке во время переезда дымил самовар.
Когда наш дом подняли с фундамента домкратами и переместили на платформу, а трактор еще не подошел, мы с Арсей (он на сегодня взял выходной) разожгли самовар и поставили на крыльце.
Так мы и ехали с самоваром, который дымил вовсю, а все встречные над нами хохотали.
Когда мы отъехали километра два, земля под нами дрогнула, потом донесся звук глухого удара. Мы с Арсей поняли: это был первый взрыв. Взрывали школу, и нам стало грустно.
Переехали мы благополучно, и, оставив маму хозяйничать на новом месте, мы с Арсей поехали за коровой и курами.
Возвратившись в станицу, мы договорились с Арсей встретиться под вечер, и я спрыгнул возле дома, где живут Марголины. Войдя в их комнату, я увидел такую картину.