Путешественники в третье тысячелетие

21 июля. Сегодня я сидел целое утро и придумывал тему для карикатуры на Прасковью Антиповну. Потом я позвал Ахмета, Ваську и Антошку и рассказал им. Ахмет с Васькой хохотали и сказали, что я выдумал здорово. Антошка молчал.

Мы пошли к парторгу Андрею Васильевичу. Он одобрил нашу работу и обещал поместить в стенгазету, которая выйдет в воскресенье.

Сегодня получили номер областной молодежной газеты с нашей статьей про раскопки. Надеемся, что теперь нам перестанут писать.

22 июля, воскресенье. По правде говоря, я и не думал, что газета произведет такое впечатление!

Она была вывешена рано утром, и, как было условлено, Антошка Щукарь нарочно небрежным тоном сказал матери:

— Сегодня новая стенгазета вышла. Есть слух — про тебя написано.

— А что про меня писать? Али я лодырь или бракодел какой? — закричала Прасковья Антиповна.

Любопытство погнало ее к правлению. Антошка старался, чтобы мать увидела карикатуру пораньше, пока не было людей, — все будет не так стыдно. Но перед щитом, где в застекленной витрине висела газета, уже собрался народ и слышался смех.

Ахмет, я, Нинка и Илья Терских вертелись среди публики, чтобы услышать отзывы о нашей карикатуре. Вскоре подошли Сенька Ращупкин и Васька Таратута. Явился Щукарь с сестрами. Они старались не попадаться матери на глаза.

Прасковья Антиповна протиснулась к газете и ахнула, узнав себя на карикатуре, нарисованной Ильей. Карикатура состояла из двух картинок. На первой было изображено, как к «праведным» телам подходят с носилками «грешники»: археолог Кривцов, учитель Иван Фомич, Васька Таратута, Ахмет Галиев. На второй картинке были изображены уже одни скелеты, а над ними стоит Прасковья Антиповна, в ужасе подняв к небу руки.

Наш Илья Терских высокий и тоненький, на щеках у него румянец, как у девочки, и вообще он очень скромный, но, когда дело доходит до карикатур, тут он беспощаден. И как он здорово рисует! Может изобразить любое выражение лица: и восторг, и страх, и радость.

Прасковья Антиповна отошла от витрины со злым лицом. Повернувшись, она столкнулась нос к носу с Андреем Васильевичем и закричала высоким, неприятным голосом:

— Это что же такое деется, граждане? Это за что же человека на позор выставляют? Вон как меня разрисовали!

— Откуда же видно, что это вас нарисовали? — с притворным удивлением спросил Андрей Васильевич. — Подписей здесь нет.

— А чего подписывать-то! — разразилась Антошкина мать. — Тут и к бабке ходить не надо, чтобы догадаться! Про святых мои ведь слова…

Тут Прасковья Антиповна спохватилась и замолчала, но было уже поздно: в толпе грянул хохот.

Прасковья Антиповна сбежала при неистовом смехе толпы. Думаю, она теперь прикусит язык! Вот она, сила печатного слова!

В тот же день, вечером. Сегодня уехал от нас на новее жительство дядя Толя. Он давно поговаривал об этом — далеко стало ездить на работу. Мне очень жалко, что он уехал. С ним как-то было всегда весело, хорошо…

Экскаватор дяди Толи все перемещался к Красноармейску, и теперь ему удобнее снять квартиру там. Так он и сделал.

Правда, он обещал приезжать к нам по выходным дням, да уж это не то… Вот и Арся тоже обещал, а где он сегодня?

Мне жалко расставаться с дядей Толей не только потому, что он в новом году стал бы подтягивать меня по математике, просто я очень привык к нему, он такой веселый и добрый. Когда дядя Толя возвращался вечером, весь дом оживал.

Теперь у нас сразу не стало ни Арси, ни дяди Толи, и долго еще будет в нашем доме пусто и тихо…

Глава восемнадцатая. Переселение станицы Больше-Соленовской (из дневника Гриши Челнокова)

23 июля. Вчера совершилось действительно великое событие в жизни нашей станицы: Больше-Соленовскую начали переносить на новое место! Ух, интересно!

Подготовка к переселению началась давно. Не легкое дело перевезти за восемь километров станицу, где три тысячи жителей!

Новое место для станицы выбрано комиссией в прошлом году. В нее входили стансовет, правление колхоза, уважаемые старики и представители из района: врач, землеустроитель, агроном, архитектор. А потом решение утверждалось на общем собрании.

Было много споров. Одним хотелось поселиться у железной дороги, а другие предпочитали берег моря, потому что будет свежее воздух и легче поливать сады и огороды, а сообщение все равно будет хорошее — летом катерами, а зимой, наверное, автобус пустят.

Победили те, которые за море, — их оказалось больше. Я тоже за море, хоть меня никто и не спрашивал. А уж как обрадовался этому Антошка Щукарь, просто передать невозможно!

Новое место выбрано на широком мысу, который с трех сторон будет омываться морем.