Путешествие

Генрик всю жизнь мечтал о том, чтобы быть талантливым, известным и богатым, добиться любви одной из красивейших женщин в мире.

О таланте, славе и богатстве он уже давно перестал думать. Думать о любви он не перестанет никогда. Только это имеет в жизни какую–то ценность. Но именно это и является самым неуловимым.

Человек мечется ночами в ужасной тоске по любимой, которой нет и быть не может. Он кричит в глухую темноту, кричит безнадежно и напрасно.

Но ведь где–то она есть. Где–то должна быть. Чувствуешь, что она где–то рядом с тобой. Маргарита!

Не приходит. Только иногда, когда уже засыпаешь, чувствуешь ее поцелуй на своих губах, но она исчезает раньше, чем ты, вскрикнув, вскакиваешь.

«Эрмелинда и Джованни Шаляй — в мире кино чета необыкновенная. Их взаимная любовь и верность вошли в поговорку. Эту пару можно сравнить разве только с Филемоном и Бавкидой, которых уважаемые читатели помнят еще со школьной скамьи.

Благодаря поистине исключительной доброжелательности и любезности нашего великого земляка мне удалось получить интервью у прекрасной Эрмелинды.

Должен сразу же сказать, что «в натуре» она ничего не теряет. Даже, может быть, наоборот. Она мне показалась более красивой, чем на экране. Самым невероятным, просто ошеломляющим является то, что Эрмелинда Германо, которую мы знаем на экране как дерзкую и капризную красотку, в жизни очень скромна, даже несколько робка, она привлекает и сразу покоряет собеседника своей непосредственностью и простотой.

— Поляки — моя слабость, — говорит она, улыбаясь и показывая зубы исключительной белизны.

— Это понятно. Благодаря мужу. Ну, а почему никогда до сих пор мы не видели вас обоих в Польше?

— Ах, мы так давно собираемся. Джованни все откладывает. У него очень много работы.

— Пожалуйста, разрешите задать один вопрос, может быть немного нескромный, но вы понимаете, какую ценность имело бы интервью со знаменитой киноактрисой без нескромных вопросов, ха–ха! Итак, почему никогда до сих пор мы не имели случая видеть вас в фильме, режиссером которого был бы ваш муж?

Эрмелинда улыбается так очаровательно, что, пожалуй, любая коронованная особа отдала бы за эту улыбку полкоролевства.

— Я отвечу вам совершенно откровенно, — говорит она. — Джованни как–то сказал мне: «Ты знаешь, дорогая, как сильно я тебя люблю, но актриса ты не самая лучшая. Пусть уж другие мучаются с тобой».

— Без сомнения, ваш уважаемый супруг только пошутил.

— Нет, нет. Он действительно так считает.

— Это, однако, не мешает вам прекрасно ладить между собой.

— О нет. Конечно, нет! — восклицает Эрмелинда, и в ее глазах загорается какой–то яркий огонек».

Они сидели на плотине.

Целую неделю Генрик приходил за Викторией в университет и провожал ее домой. В воскресенье они поехали на прогулку за город.

Генрик был счастлив.

«Это неправда, — говорил он себе, — что судьба над нами издевается и платит только злом. Я страдал долго, но наконец нашел то, что искал».

Генрик носил в себе такой большой запас любви, что мог создать в мечтах все то, чего в действительности не существовало.

Они сидели на плотине. Виктория покусывала травинку, Генрик сидел в некотором отдалении и смотрел на нее.

Виктория была ошеломлена всем этим. До сих пор мужчины не обращали на нее особого внимания. Она объясняла это собственной недоступностью, считала себя особой серьезной. Только избалованные девчонки могут развязно держаться с мужчинами.

Но она заметила с удивлением, что с этим парнем ей иногда ужасно хочется быть избалованной девчонкой. Ничего подобного она прежде не испытывала. Она была особой серьезной во всех отношениях, готовилась к научной деятельности, в университете ценили ее исключительную выдержку, собранность и умение себя держать.

А тут вдруг под влиянием этого парня, который был моложе ее по крайней мере года на три, у нее иногда появлялось желание стать избалованной девчонкой.

Покусывая травинку, она вдруг сказала:

— Но улитку ради меня вы бы не съели…

Генрику показалось, что он ослышался.

— Простите, — сказал он, — я не понимаю.

— Вон там ползет улитка, — сказала Виктория. Она показала травинкой на большую улитку, которая ползла по пню.

— Если бы я попросила, чтобы вы ее съели, чтобы вы сделали, это ради меня, вы бы, конечно, этого не сделали.

Генрик внезапно почувствовал прилив небывалой смелости. Он встал, подошел к Виктории, наклонился над ней и легонько толкнул ее. Она упала на спину.

Она даже не успела крикнуть. Он бросился на нее, прижал к земле, придавил ее лицо своим лицом.

Через месяц они расписались. Свидетелями были коллега Генрика по продаже конфет и приятельница Виктории с романского отделения. В загсе Генрик внезапно удивился: что это, что здесь происходит? Ведь все это должно было быть совершенно иначе.

Да, все, все должно было быть совершенно иначе. Это какая–то ошибка. Пожалуйста, остановитесь.

Все не так.

Должна была быть молоденькая красивая девушка с румянцем, с вуалью, в белом платье и с букетом белых роз. Должен был быть костел, заполненный благовонным дымом кадил и звуками свадебного марша Мендельсона. Кругом много родных и знакомых.