Накануне четвертого воскресенья поста господарь известил нашего владыку, чтобы он готовился к литургии в монастыре Бырновского. Утром после заутрени господарь прислал экипаж, и владыка отправился в сказанный монастырь. Мы облачили его. Зазвонили в колокола, и господарь прибыл с поездом еще лучшим и красивейшим прежних: он сидел на сером турецком коне, убранном золотым шитьем и множеством драгоценных каменьев. Мы сделали ему обычную встречу и, войдя в храм, совершили литургию. Евангелие в этот день читал я и подносил господарю и сыну его для прикладывания, причем целовал у них правую руку. Во всех этих странах очень дивились, что мы читаем по-гречески, ибо имя наше среди них в презрении. После того как наш владыка патриарх роздал антидор и мы вкусили кутьи, он вышел в мантии вперед господаря и благословил его. В этот день присутствовали четыре архиерея: епископ, постоянно пребывающий при дворе, митрополит Софии Власий, митрополит Навпакта в Морее и один грузинский епископ, только что прибывший из Московии с обильной милостыней. По его словам, он епископ церкви в стране Дадьян, в коей находится хитон Владычицы Божией Матери, а потому царь (московский) дал ему, кроме обильной милостыни, венец наподобие митры и полное архиерейское облачение. Это был притворщик, носивший на виду власяницу в виде мешка. Нашего владыку патриарха опять повезли в экипаже во дворец к царской трапезе, и мы возвратились в свой монастырь вечером.
Накануне четверга покаяния[101]
совершили торжественное всенощное бдение, к которому зазвонили во втором часу ночи. Кандиловозжигатель сначала ударил в деревянное било триста раз по счету, останавливаясь по окончании каждой сотни; затем многократно ударяли во все медные колокола. Мы вошли в церковь. Священник вышел кадить до начала службы в молчании и затем, остановившись под хоросом (паникадилом), возгласил: «Владыко благослови!» и окончил каждением нашему владыке патриарху. Войдя в алтарь чрез царские врата, он возгласил по обыкновению: «слава святей». Наш владыка патриарх прочел шестопсалмие без «Святый Боже» в начале, потом троекратное аллилуия и Трисвятое. Затем читали кафизмы из псалтиря, потом «помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей» и начали канон, который пропели весь приятным напевом. В здешних странах принято, что первенствующий читает шестопсалмие на утрени, потом «слава Тебе, показавшему нам свет», «слава в вышних Богу» до конца, «Христе свете истинный», вечерний псалом, «Свете тихий», «сподоби Господи», «ныне отпущаеши раба Твоего». После светильна кончили службу по обыкновению первым часом. Мы вышли от нее после 6-го часа ночи. После полудня служили преждеосвященную обедню, причем выставили икону Благовещения, коего празднование приходилось на другой день. Наш владыка патриарх, сойдя, приложился к ней по обыкновению, равно и остальные присутствующие после раздачи антидора. Затем мы пошли к трапезе, на которой пили вино. В этот вечер не читали молитв на сон грядущим и не ударяли в било; но ударили в пятницу в полночь, и мы вошли в церковь и начали великое повечерие. При «помилуй нас, Боже, помилуй нас» начали литию: на столик под хоросом положили пять хлебов и поставили сосуд с маслом, вином и пшеницей и два подсвечника. После каждения дьякон прочел ектению пяти хлебов: «спаси, Господи, люди Твоя» и пр., затем кадил вокруг хлебов и один из них поднес нашему владыке патриарху, который его благословил. Потом начали утреню. Шестопсалмие было прочитано без «помилуй мя Боже», славословие трижды, затем «Бог Господь», псалтирь, стихиры и канон. Хвалитны не пели, а читали: «Владычице, приими молитвы раб Твоих и избави нас…»[102] После «Всякое дыхание» наш владыка патриарх сошел и приложился в иконе Благовещения, равно и прочие служащие, и мы вышли от утрени рано поутру.