Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века

Дело, однако, не терпело отлагательства, и жители, видя наше нетерпеливое желание уехать, посоветовали нам написать письмо и послать его в населенный христианами город, лежащий по соседству с городом Неокесарией и называемый Аргости, жители которого все нанимаются в погонщики, и попросить у них двадцать мулов. Пока посланный ездил к ним, я принялся готовить вьюки, придавая узлам форму, удобную для перевозки на мулах: ибо уже более шести лет мы ничего не возили на вьючных животных, а наполнив мешок до краев и зашив его, обыкновенно бросали его в повозку. В настоящем же случае мы принуждены были неустанно работать, составляя вьюки и затем обертывая их сверху выкроенным просмоленным холстом, ибо время было зимнее и снег покрывал землю, а мулы не могут нести более семидесяти ок клади. У нас был тюк соболей, состоявший из восьми больших мехов, восьми лапчатых и двух с половиною горловых. Опасаясь за их целость, я уложил их в мешок из грубого холста, поверх его надел мешок из навощенного полотна, и все это вложил в кожаную сумку. Подобным же образом я поступил с тюком цельных беличьих шкурок, заделав их в один вьюк, и с ящиком с кусками парчи, венецианского бархата, атласа и тому подобного. На всех этих тюках были надеты кожаные мешки, при чем внутренние мешки были старые или из грубой дерюги; мы надевали на них первые и зашивали их, так чтобы никто не мог рассмотреть, что это такое, или позариться на них в мыслях. Дабы они производили противоположное действие, я придал им дрянной и жалкий вид, и если бы кто-либо взглянул на, них, они, наверное, не остановили бы на себе его взоров. Точно так же, чтобы уложить разную утварь, я сделал для нее, соответственно форме и размерам, сумки из навощенного полотна; все это делалось из опасения, чтобы дождь не коснулся их. Но так как без особой уловки мне невозможно было бы отличить один вьюк от другого, или знать, что в каком находится, я вышил на каждом красною или желтою шерстью одно-два слова, чтобы показать, что в нем содержится; но таким образом, что сам не мог на близком расстоянии разобрать, что это такое, а тем более, разумеется, кто-либо другой. Остальную одежду, утварь и всякую всячину я уложил таким же образом. Ящик, в коем находилось облачение нашего владыки патриарха, который я заказал по образцу сундука для облачений патриарха московского и который был обит кожею и жестью и запирался замком на ключ, где кроме того помещались его митра и кадило, облачения для священника и диакона и другие принадлежности богослужения, — ящик этот я уложил в один вьюк, так что если бы он понадобился, его легко было бы достать.

И вот к нам явились упомянутые возчики, в сопровождении своих священников, готовые услужить нам со всею радостью и охотою. Эти люди не знали другого языка, кроме турецкого. Нас просили отслужить обедню в Эносе в первое воскресенье Великого поста; но им не удалось получить согласие митрополита синопского, который, найдя нас среди них, почувствовал некоторую зависть при виде их любви и расположения к нашему владыке патриарху. Город этот не состоит в ведении митрополита, но он взял его на откуп у секретарей и духовных сановников константинопольского патриарха, к епархии которого он принадлежит, так как доходы собираются его чиновниками. Итак, между нашим учителем и митрополитом вышли несогласия вследствие запрещения, наложенного этим архиереем на патриаршее служение. Но митрополит скоро раскаялся в своем поведении и впоследствии домогался прощения. Эти бедные люди, однако, сколько ни добивались патриаршего служения, не достигли исполнения своего благочестивого желания.

Затем, в четверг второй недели Великого поста, мы навьючили мулов и выступили из этого города, провожаемые мужчинами, женщинами и детьми, — всем населением города, которые плакали и горевали по поводу нашего отъезда, на значительное расстояние, после чего распрощались с нами, пожелав нам благополучного прибытия. Бог да осчастливит и да возлюбит их!