Путешествие белой медведицы

Доктор поднял с палубы небольшой деревянный сундучок, взял его под мышку и зашагал в сторону медвежьей клетки, а я пошёл следом, мимо моряков, несущих вёдра, драящих палубу, чинящих снасти и бегающих с досками, верёвками и гвоздями. Приглушённые удары молотков в трюме перекрывал зычный голос капитана, который выкрикивал указания.

— Ты умеешь шить? — спросил доктор.

— Шить? — непонимающе заморгал я.

— Да, шить! С помощью иголки и нитки.

Я часто наблюдал за тем, как шьёт мама, но она никогда меня этому не учила, — это ведь женская работа.

— Нет, — ответил я.

— Что ж, никогда не поздно научиться.

Глава 21 Стрела

Медведица лежала на боку. Её передние и задние лапы связывал канат. Третий канат тянулся от её шлеи к прутьям решётки и крепился тугим узлом. Глаза были закрыты, но по тому, как медленно поднимались её огромные белые бока, я видел, что она жива, но просто спит.

— Но как вы?..

— Я положил сонные травы в рыбу.

Доктор опустил на пол деревянный сундук, достал из него связку ключей и открыл замок на цепи, державшей дверь клетки.

— Вы говорили, что пытались усыпить её сонными травами раньше, но безуспешно.

— В этот раз я увеличил дозу. Боялся, что ей станет плохо, но у меня не было выбора.

Доктор размотал цепь, глубоко вдохнул и вместе со мной вошёл в клетку.

— Будь начеку, Артур. Она может проснуться в любой момент.

Пока доктор рылся в своём сундуке, я подошёл к медведице. На то место, где стрела пронзила её морду, доктор наложил заживляющую повязку. Другую повязку — на ухо. Стрела, попавшая в лапу, не оставила никаких ран, но из левого плеча медведицы по-прежнему торчал деревянный обломок.

У самого основания стрелы доктор состриг шерсть. Сейчас она казалась золотой, а не белой, будто впитавшей лучи утреннего солнца. Сама медведица выглядела безобидной, словно старая пастушья собака, которая решила вздремнуть.

— Вот где главная проблема, — заключил доктор. — Остальные стрелы только пробили шкуру, а эта вошла глубоко. Если её не вытащить, рана загноится.

Он протянул мне моток ниток и длинную иглу.

— Вдень нитку в иголку, пожалуйста, — попросил он. — Мне нужна длина в два твоих локтя. Обрежь её ножом, — доктор кивнул на сундук, — и завяжи на конце узелок, сынок.

Сынок. Это слово задело меня за живое, проникло глубоко в душу. Мой отчим никогда не называл меня сыном, но тогда я убедил себя: это всего лишь слово. Доктор велел мне подняться на палубу, к медведице, и я мог погибнуть, оставшись с ней один на один. Ни один отец не поступил бы так со своим сыном.

Кончик нитки всё время проскакивал мимо ушка иглы. На третий раз, после того как я старательно его наслюнявил, скрутил нитку и вновь попытался попасть в ушко, корабль сильно накренился, и нитка опять нырнула не туда. Но в конце концов я справился, а потом приколол иглу к складке своего плаща и начал возиться с концами нитки, пытаясь завязать узелок.

— Смотри. — Доктор взял иголку из моих рук и скользнул пальцами вдоль по нити к концам. Не глядя, сделал быстрое ловкое движение — и тут же появился узелок. — Видел, как я это сделал?

Я покачал головой.

— Ну что ж, научу в другой раз. Подержи-ка, — попросил он, снова передавая мне иголку, а потом достал нож из своего морского сундука. — Отойди, Артур.

Доктор прикоснулся лезвием к чёрной коже рядом со стрелой и надавил, — медведица вздрогнула, а доктор весь подобрался, как будто в любой момент был готов сорваться с места. Кровь полилась из свежего пореза, и медведица застонала во сне, но глаз не открыла. Выдохнув, доктор немного подвигал стрелу, но она не поддавалась. Он отёр пот со лба, поднёс нож к другой стороне обломка. На этот раз лезвие не сразу смогло прорезать кожу, и доктор, надавив сильнее, вогнал нож глубже. Кровь хлынула из пореза, заливая оголённый участок кожи, и потекла по длинной белой шерсти. Я хотел убежать, но не мог отвести глаз.

— Дай мне тряпку из сундука.

Я так и сделал. Доктор промокнул ею кровь и снова попробовал расшатать стрелу. Кажется, обломок поддался. Доктор аккуратно потянул его, и вскоре показался наконечник стрелы. Сначала один краешек, потом другой и, наконец, остриё. Через мгновение обломок валялся на полу. Потом доктор сомкнул края раны руками.

— Иголку, — скомандовал он.

Когда я замешкался, доктор крикнул:

— Дай иголку, живо!

Он выхватил иглу из моих рук и аккуратно проткнул кожу у края раны, сделал один стежок, за ним другой, но узелок не удержался. Доктор выругался.

— Сделай ещё один узел поверх первого.

Я схватил иголку и попробовал завязать второй узел. Получилось у меня не с первой попытки, однако на этот раз узелок оказался прочным.

— Промокни, пожалуйста, рану.

Я обтёр кожу медведицы тряпкой, а доктор продолжал накладывать швы, однако в следующее мгновение остановился и закрыл глаза, бормоча что-то себе под нос.

— Что вы сказали?

— Я сказал, возьми иголку.

Но он слукавил. Я почти не сомневался, что расслышал, как он произнёс: «Я не вижу».