Путешествие Чандры (СИ)

– Незачем тратить слова, если их не слышат, – пожал плечами невозмутимый Шани, едва глянув на присутствующих. – В своё время все увидят истину.

– Тебе нечего сказать, вот и прикрываешься словами об истине, – не преминул заметить Индра-дэв и оглядел зал торжествующе.

Ями сердито топнула ногой и отвернулась, Дхамини опустила глаза, а Каколь с верой глянул на Шани.

Тем временем Яма, покрасневший от возбуждаемого Мангалом гнева, хотел уже было ответить резко, но в просвет тучи выбился лунный луч и нежно посеребрил волосы бога Смерти. Яма подставил лицо свету Луны, чувствуя, как успокаивается гнев, и ответил Мангалу спокойно:

– Возможно, так оно и есть, и Шани задумал сместить Сурья-дэва и самому занять трон Солнца. Я понимаю, вы клоните к тому, что Чандра-дэв, заняв пост визиря, ему поможет. Но вы не знаете их характер, Мангал-дэв. Шани никогда не отступает от дхармы, а Чандра никогда не пойдёт против Сурья-дэва, своего Господа. Повторяю: сейчас Чандра делает важное дело, и моя дхарма – обеспечить ему безопасность. Так что, пока он в моей локе, никто не посмеет причинить ему вред.

– Хорошо же, – произнёс Мангал после некоторого раздумья. – Пошли, Раху, – мне не с руки сражаться с будущим родственником. И ты ведь не хочешь иметь дело с Ямараджем в силе, ведь так?

Раху не хотел, и удалился неохотно, всё время поглядывая на показывавшую из-за тучки круглый бок Луну, которая, казалось, дразнила демона.

– Молодец, Яма! – улыбнулась Ями брату в карте.

– Несмотря ни на что, не отступаешь от дхармы! Прекрасно! – с удовлетворением произнёс Сурья-дэв. Только Индра был недоволен, но он тут же скрыл это под маской гордости за Яму.

Тем временем в Яма-локе события разворачивались своим чередом. Выпив яд мертвецов, Чандра потемнел, как во время затмения. Горечь, накопленная за тысячу жизней, сковала его так, что лунный дэв почувствовал, что не только не может дышать, а и сердце останавливается, превращаясь в камень в груди. Волосы дэва покрылись инеем, а откуда-то сверху на долину смерти стал падать снег, смешанный с пеплом.

– Матушка Дхумавати, прошу, помогите… – шепнул Чандра и замер с остановившимся взглядом, подобно статуе.

Агхори с почтением сложил ладони – из дыма погребальных костров соткалась высокая фигура женщины в белом одеянии вдовы. Дхумавати – одна из форм Махакали, матушки Парвати, супруги Махадэва – была довольно устрашающей. Её руки были высохшими – кожа обтягивала кости, не более. Лицо было изрезано морщинами, но то были морщины не только старости, но и постоянного глубокого горя. С пепельно-седыми волосами, выбивавшимися из-под накидки, Дхумавати была олицетворением старости, одиночества и смерти. В горьком образе вдовы, лишившейся всего, что ей дорого в этом мире, но всё же вынужденной как-то существовать, Дхумавати напоминала смертным о том, о чём им вспоминать было неприятно, но, тем не менее, что находилось всегда рядом.

Богиня сделала шаг и оказалась за спиной Чандры.

– Матушка Дхумавати, пожалуйста, помогите Чандре яд, что несут умершие, превратить в сому жизни, – произнёс агхори с удивительным смирением. Вдова медленно наклонила голову и, положив руку на плечо Чандры, зашептала ему на ухо:

– Люди и после смерти не оставляют своё горе, они несут его и несут сюда, в Яма-локу. Сейчас ты чувствуешь то же, что чувствовали они: разочарование, несправедливость, страх, боль всех утрат жизни, одиночество, потерянность. Всё это есть, но люди стараются не замечать этого, пока у них всё хорошо. Но ты теперь всегда будешь помнить. Поплачь об этих людях, сынок, поплачь как следует – так, как ты плакал об Амале. Не держи это в себе – работа горя должна быть сделана, без слёз не обойтись. Давай, позволь себе чувствовать это горе, позволь оплакать утраты жизни.

Перед Чандрой поплыли видения – он уже не мог отличить свои собственные воспоминания от памяти мёртвых. Он чувствовал, как старится тело, лишаясь сил, как его одолевают различные болезни. Как умирают близкие, и вот уже тело самого человека кладут в погребальный костёр. Все мечты и надежды – всё сгорает в нём, и всё, что не случилось в жизни, тоже оказывается утратой. Чандра задрожал и наконец смог заплакать, орошая корни дерева чистой, сияющей сомой. Ему вторили рыдания богини всех скорбей.

Когда лунный дэв почувствовал, что яд горечи мёртвых весь вышел слезами и эти два глотка оплаканы, Сурья уже окрасил небо своими золотистыми лучами. Луна поспешила уступить место Солнцу, а в Яма-локе вновь засияло лунное дерево. Из долины Смерти была видна только Луна – рассвет там наступить не мог. Матушка Дхумавати ушла, а агхори и Яма с удовлетворением смотрели, как мёртвые пьют сок дерева, постепенно освобождаясь от уз материальной жизни, забывая её и становясь лёгкими, словно сам бог Луны.