Путешествие Демокрита

С этими словами Аркесилай хлопнул в ладоши. Вошли рабы, унесли столики, на которых стояли блюда с растительной и мясной пищей, смели с пола кости и крошки и принесли воду для омовения. Вслед за этим рабы принесли фрукты и закуски — сицилийский сыр, маслины, орехи, сушеную смокву, привезенную из Родоса, сирийские финики и удивительный плод, который хозяин назвал египетским миндалем — персеем. На большой стол поставили вазу, в которой густое египетское вино было смешано с водой. Хозяин, зачерпнув вина, провозгласил первый тост в честь олимпийских богов. Потом выпили за героев, покровительствующих людям. Хозяин угостил Демокрита также желтым египетским вином, приготовленным из плодов лотоса.

— Превосходное вино, — сказал Демокрит. — Если бы я был купцом, то ввозил бы в Грецию не сильфий, а это вино.

— Каждому свое: молодым вино, старым сильфий. Впрочем, надо попробовать. Возможно, виноторговля окажется выгодным делом, — усмехнулся Аркесилай.

— Кстати, знаешь ли ты историю лесбосского виноторговца Харакса? — спросил Демокрита Леонид.

— Нет, а что, он тоже живет здесь?

— Что ты! Он жил в Навкратисе больше ста лет назад. Ведь это брат знаменитой поэтессы Сапфо, которую называют десятой Музой. Наверно, ты не раз слышал ее свадебные песни. Помнишь, как запевают подружки невесты:

Сладкое яблочко ярко алеет на ветке высокой —
Очень высоко на ветке; забыли сорвать его люди.
Нет, не забыли сорвать, а достать его не сумели!

Это ее стихи. Самое же красивое стихотворение — это гимн Афродите.

— Мне уже давно не приходилось бывать на свадьбах, — с улыбкой ответил Демокрит. — Но имя Сапфо мне, конечно, хорошо известно. Дома у меня хранятся несколько свитков с ее стихами. Но какое все это имеет отношение к Египту и что случилось с Хараксом?

— В один из своих приездов в Навкратис, — начал Леонид, — Харакс увидел на улице города девушку необыкновенной красоты. Она так понравилась юноше, что он проводил ее до самых дверей дома, в котором она жила. От соседей Харакс узнал, что девушка — рабыня богача Ксанфа, что родом она из Фракии, что настоящее ее имя — Дориха, но за прекрасный цвет лица все называют ее Родопис — Розовощекая. Юноша не спал ночей и мучился так, что друзья, у которых он жил, посоветовали ему предложить Ксанфу большую сумму денег и уговорить его продать Дориху. Хитрый работорговец воспользовался наивностью страстно влюбленного юноши и запросил у Харакса все его состояние. Харакс продал все, что имел, выкупил Дориху и сделал ее своей женой. Он написал об этом сестре, которую нежно любил; он не сомневался, что та одобрит его поступок. В своих стихах Сапфо воспевала любовь, и кому, как не ей, казалось, должен был Харакс рассказать о своем счастье? Он сообщил сестре, что собирается привезти красавицу Родопис на родину.

Однако Сапфо сурово осудила поступок брата. Женитьба на рабыне казалась ей верхом нелепости. Даже став свободной, Родопис все-таки недостойна, по ее мнению, быть женой грека. Сапфо жалела брата и сердилась на него. Она написала брату, чтобы он и не мечтал о возвращении на родину вместе с Дорихой. Подумал ли Харакс о своих детях? Ведь рожденные бывшей рабыней, они по законам государства никогда не смогут унаследовать имя и имущество отца и стать полноправными гражданами. А насмешки всего города? Соседи не дадут жить спокойно ни самому Хараксу, ни его родственникам.

Харакс вынужден был последовать совету сестры и несколько лет жил в Навкратисе в счастливом супружестве с Дорихой. Однако его все время тянуло домой. Когда наконец тоска по родным местам стала невыносимой, Харакс расстался с Дорихой и уехал один на свой Лесбос.

— Глупо, — сказал Демокрит. — Очень глупо поступил твой Харакс. Видимо, не очень-то любил он эту девушку, если предрассудки оказались сильней его чувства. Да и что мешало ему остаться в Навкратисе? В крайнем случае, если он так сильно скучал по своим близким, мог бы съездить погостить домой, а потом вернуться.

— Не так это все просто, как тебе могло показаться со слов Аркесилая, — вздохнул Леонид, — ведь я не случайно вспомнил судьбу Харакса. Меня самого постоянно тянет в родные края. Тяжело жить, испытывая все время нескрываемую неприязнь египтян. Даже жену мою они презирают за то, что она вышла замуж за грека.

— Ну что ты, — попытался утешить Леонида Демокрит, — когда я сегодня приехал в Навкратис, меня проводил к дому Аркесилая египтянин, отзывавшийся о греках без всякого недоброжелательства. Наоборот, об Аркесилае он говорил с уважением и симпатией.

— Это еще ничего не доказывает, — грустно улыбнулся рыжебородый. — Во-первых, есть умные египтяне, которые понимают, что греки не виноваты в их бедности, а во-вторых, у каждого египтянина есть свой «особенный» грек, к которому он хорошо относится. Этот грек, по его словам, совсем не похож на своих сородичей, которых всех следовало бы выгнать из Египта, и как можно скорее.