Что скажу я при исходе года?Слава богу, что и он прошел!Был он для изгнанника тяжел,Мрачный, как сибирская природа.Повторять ли в сотый раз: «Все тленно»?«Все под солнцем дым и суета»?Не поверят! тешит их мечта!Для людей ли то, что совершенно?Ноша жизни однозвучной, вялой,Цепь пустых забот, и мук, и снов,Глупый стук расстроенных часов —Гадки вы душе моей усталой.1842 год
9 января
Ни один год моей жизни не начинался так тяжело, как нынешний, а заметить должно, что это пишу я, просидевший десять лет в каземате. Как я дневник свой пишу для тебя, мой сын, не хочу обвинять никого, кроме себя. Только скажу одно: научись из моего примера, не женись никогда на девушке, как бы ты ее ни любил, которая не в состоянии будет понимать тебя. Сверх того, множество и других забот, более мелких, но все же мучительных: обещанных денег все еще нет, нянька едва ли останется, стряпка непременно отойдет, бедная моя жена все еще больна, и я сам нездоров. Оба мы требуем утешения, а между тем...
Слава богу, что я получил сегодня хоть письмо от брата, от которого давным-давно не было никакого известия.
27 января
Положение мое несколько лучше, в моей семье — тише; да еще бог послал мне радость: Константин Осипович получил известие, что государь возвратил нашим детям дворянское достоинство.[1343]
Впрочем, все еще тяжело: жена все еще больна, денег ни копейки, долги растут, а с ними заботы.
5 февраля
Верно уж суждено, чтоб у меня в доме всегда был лазарет: в 40-м году маялся я с Мишей, в прошлом с Ваней, а ныне с женой — вчера она была так больна, что насилу с нею отвадился.
[
...] СОВЕТКогда же злая чернь не клеветала,Когда же в грязь не силилась втянутьИзбранников, которым горний путьРука господня в небе начертала?Ты говоришь: «Я одарен душой»;Зачем же ты мешаешься с толпой?Толпе бессмысленной мое презренье!Но сына Лаия почтил Фезей;Так пред страдальцем ты благоговей,Иль сам свое подпишешь осужденье.Певцу в твоем участье нужды нет;Но сожалеет о тебе поэт.Глубоких ран, кровавых язв сердечныхМне часто жадный наносил кинжал,Который не в руках врагов сверкал,Увы! — в руке друзей бесчеловечных!Что ж? — знать, во мне избыток дивных сил —Ты видишь: я те язвы пережил.Теперь я стар, слабею; но и этуПереживу, — ведь мне насущный хлебТерзанья, — ведь наперснику судебНе даром достается путь ко свету.Страдать теперь готов я до конца:С чела святого не сорвут венца.Умру — и смолкнет хохот вероломства;Меня покроет чудотворный щит,Все стрелы клеветы он отразит.Смеются? пусть! — проклятие потомстваНе минет их... осмеян был же Тасс;Быть может, тот, кто здесь стоит средь вас,Не мене Тасса. — Будь же осторожен,К врагам моим себя не приобщай,Бесчестного бессмертья не желай, —Я слаб, и дряхл, и темен, и ничтожен,Но только здесь: моим злодеям тамЗа их вражду награда — вечный срам. [...]
28 февраля
Мишенька и Степаша Улитин лежат у меня в кори или скарлатине, от которой здесь множество детей померло. Впрочем, слава богу, им несколько лучше. Зато у моего бедного Вани образовался огромный золотушный желвак на шее... Чем-то он кончится? — вчера мы с женою всю ночь не спали.
2 марта
Мишеньке моему, слава богу, будто бы лучше. Сегодня я видел в первый раз небольшой образчик дамского идолослужения.
26 марта