Путешествие Феди Карасика

Они шли полынным полем: Владимир Сергеевич впереди, Федя шаг в шаг за ним. Карасик недоумевал, куда это завез его солдат. Они же не посмотрели города… И еще он побаивался — не ушел бы пароход без них. Заехали куда-то в степь, за город. А вдруг машина сломается?..

Словно почувствовав Федино состояние, солдат подождал Федю, сбавив шаг, и, положив ему руку на плечо, приободряя, сказал:

— Здесь, Федя, для меня была самая главная война, вот на этом поле. — Он махнул впереди себя рукой и вдруг остановился. Присел на корточки.

Карасик посмотрел на землю: чего это он там нашел? И увидел, как бывший солдат перебирает в руках, потряхивает подобранные патроны.

— Настоящие? — с азартом спросил Федя, присаживаясь рядом.

— Настоящие… — с горькой усмешкой проговорил Владимир Сергеевич.

Он вытащил из кармана коробку спичек. Обратился к Феде, подавая спички:

— Зажги.

Нажал пальцами на нулю, и ока легко вывалилась из проржавевшей гильзы. На землю из нее высыпался черный порох.

Карасик зажег спичку и поднес ее к пороху, который вмиг вспыхнул.

— Сколько лет пролежал… — задумчиво сказал, поднимаясь, Владимир Сергеевич.

У заросшего полынком и уже почти сравнявшегося со степью окопчика наткнулись на какие-то две спаренные железные палки.

— Что это?

— Тренога от миномета…

Федя увидел вокруг столько, что уже не стал кидаться в нетерпении со своим вопросом «что это?». Он поднял с земли широкий поясной ремень, весь иссохший, источенный временем. Ремень был застегнут и словно сохранял размер талии человека, которому принадлежал.

— Положи, — строго приказал Владимир Сергеевич. — Ничего здесь не трогай.

Недалеко от другого окопчика Федя обнаружил ржавую саперную лопату, из грубой закостеневшей кожи солдатский гаманок, ствол от винтовки, пробитую пулей каску.

Они шли по степной целине молча, иногда останавливались. И снова шли. Федя свернул от солдата далеко в сторону и сам рассматривал ржавые тупые с рваными краями осколки железа, поднимал винтовочные стволы. Он так увлекся, что забыл о Владимире Сергеевиче. И тут до его слуха донеслось:

— Федор!!!

Федя не сразу понял, что это зовут его. Он совершенно забыл, где находится, забыл, что надо торопиться на пароход.

Когда Федя подбежал к солдату, Владимир Сергеевич озабоченно проговорил:

— Понимаешь, история какая: таксиста-то с машиной не надо было отпускать.

— Почему?

— Загулялись мы, — озабоченно вздохнул бывший солдат. — А надо обязательно еще кое-где успеть побывать. Времени-то у нас не так уж и много. — Владимир Сергеевич посмотрел на Федю и, мигом сбросив с лица выражение озабоченности, бодро добавил: — Но духом не падать.

Словно желая снять с Фединой души набежавшие сомнения, сказал, поворачиваясь к городу:

— Вот что, брат, нам еще на Мамаев курган надо обязательно подняться… Знаешь, что такое форсированный марш?

— Не…

— Ну так сейчас узнаешь…

И Федя узнал, что это значит идти форсированным маршем. Уже в трамвае, когда тот, позванивая на остановках, мчался к центру города, к речному вокзалу, Владимир Сергеевич сказал:

— Я думаю, солдат из тебя выйдет неплохой, ходить можешь. А для пехоты — главное научиться ходить!

Какое там ходить! Всю дорогу до трамвая Федя бежал вприпрыжку. И как это так получилось, что Владимир Сергеевич шел, а Федя бежал рядом — непонятно. В обгцем-то, не беда, что Федя попотел как следует и даже в боку у него покалывало, зато они и на Мамаевом кургане успеют побывать.

Долго ехали трамваем куда-то вдоль Волги. Владимир Сергеевич изредка показывал Феде:

— Это вот Дом Павлова. Слышал о нем?

Федя кивал утвердительно головой и несколько разочарованно смотрел на трехэтажное здание, в окнах которого белели занавесочки, а на балконах висело выстиранное белье. Совсем непохоже, что именно этот дом под обстрелом фашистов лейтенант Афанасьев, сержант Павлов и их товарищи удерживали пятьдесят восемь дней.

Поняв молчаливое разочарование Карасика, Владимир Сергеевич повернул его за плечи в другую сторону, и Федя увидел разрушенное здание. Окна дома были без рам, расширены, словно глаза слепого, невидящего человека, стены в огромных оспинах от снарядов. Казалось, этот дом был мишенью, по нему стреляли из орудий, пулеметов, минометов, автоматов, а он не упал, не сдался.

— Таким, как этот дом, был весь город, — сказал Владимир Сергеевич.

Через несколько минут они сошли с трамвая и стали подниматься по гранитной лестнице на Мамаев курган.

Вот он, тот самый памятник, о котором рассказывал в школе учитель Александр Трофимович — памятник героям Сталинградской битвы.

На самой вершине кургана — женщина с поднятым мечом в руке. Ветер развевает ее одежду, и вся она устремлена вперед. Белые облака, которые, казалось, летят близко над ее головой, усиливали впечатление того, что она не стоит на кургане, а идет.

Федя и бывший солдат прошли мимо Стен Сталинграда; в камни этих Стен словно вросли фигуры солдат с автоматами, руки солдат с гранатами и надписи, надписи. Карасик читал надписи, смотрел, и ему не надо было рассказывать. Душу его охватило какое-то торжественное волнение.